MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA - [90]

Катя подошла к несчастному шкафу с одной дверцей. Кроме дверцы шкафу недоставало и ножки. Чтобы шкаф окончательно не упал, ему подставили стопку книг. «Малевич. Супрематизм», — прочла Катя золотую надпись на пыльной искорёженной обложке и украдкой дёрнула губой.

Потом подошла к зеркалу и оглядела себя. В мутном отражении Кондратенко склонился к Косте и принялся что-то сипеть, стараясь не быть услышанным Катей.

— Чего сидишь, как у тёщи на блинах? Сгоняй по комнатам принеси пожрать, — прошипел голос в ухе Цыганкова.

— Угу, — подтвердил юный Костолевский. — Кать, я сейчас. Принесу нам ужин.

Костя выскочил, вдали бабахнуло, скрипели половицы, мухи описали над абажуром круг.

— Вам не нравится супрематизм, Сергей? — обернулась Катя, показывая пальцем на книгу-подпорку.

Кондратенко и ухом не повёл. Щёлкнул костяшками пальцев.

— У каждой вещи своя функция. У меня к вам встречный вопрос. Почему на вашей картине крестьянин шагает по полю с садовыми граблями?

— Деревня, — пожала плечами гостья. — С чем ещё ходить колхознику?

— С поллитрой, — без тени улыбки ответил Кондратенко и холодно уставился на Катю, будто присматривался, чем её ударить.

— Не остроумно.

— Миноискатель, думаю, ему бы тоже подошёл…

— Я сейчас уйду, если вы не прекратите!

— Не уйдёте. А с граблями деревенские сейчас не шляются. Трактора!

Цыганков вскоре вернулся, неся в руках салат и вино. Катя раскрыв от удивления глаза, смотрела на башкирского студента. Настроение её успело упасть и вновь взлететь. Кондратенко разглагольствовал:

— У нас очень активная вечерняя и ночная жизнь. Как говорит Цветаева: «Кто спит по ночам? Никто не спит!» Прямо про нашу общагу.

Вернулся с работы усталый Резо, пристроился у стола. Был по обыкновению молчалив. Костя побежал на кухню, достал и отмыл нож. Дал его гостье.

— Вы, правда, из князей? — спросила Катя Георгадзе.

Резо приподнял бровь, но не проронил ни звука, отчего сделался ещё загадочней.

— Мне Сергей рассказывал, — пояснила гостья. — Читал наизусть большие куски из Цветаевой. Сказал, вы все стихи сочиняете, устраиваете поэтические вечера.

— Мы немного декабристы, — иронично пояснил Кондратенко.

— Не ожидала встретить тут поэтов. Вы всё молчите, Резо?

Резо разглядывал холодное мясо на вилке, не удержался и понюхал его:

— Я сочиняю длинные поэмы.

Постучали в дверь. Дверь открылась и тотчас закрылась. Но через секунду её приоткрыли снова. Видимо, Катя заинтересовала ещё кого-то.

— Тут у вас чё? — медленно выговаривая слова произнёс из проёма обладатель кавказского акцента.

— Суп харчо, — нашёлся Резо.

— Экспромт, — обрадовалась Катя.

Костя подхватил милую улыбку:

— Есть бедные грузины у нас. Не все живут богато, как мы.

Резо поднялся и отрывисто крикнул что-то по-своему, дверь, наконец, захлопнулась. Георгадзе сел.

— В общаге нет бедных грузин, Костя, запомни, — мягко, но твёрдо промолвил работник рынка.

— А кто сейчас заходил? — улыбался Костя.

— Переодетый грузин, — жуя мясо, с трудом выдавил из себя Резо.

Все дружно засмеялись. Кондратенко широко улыбался, показывались жёлтые сточенные зубы и почерневшие старческие дёсны. Наконец Катя засобиралась уходить.

— Спасибо. Мне пора. Правда, весело у вас. В медицинском у нас одни девчонки. А я ещё и на фармацевтике.

— Приводите подруг, — радушно кивнул Георгадзе. — Вы в которой стороне живёте? Если далеко, то я на машине, могу подбросить.

— Далеко, — не зная, радоваться или нет, прочирикала Катя.

— Нам это не трудно. Вот вам стих. Туда-назад — как секунда пролетят, — подвёл итог владелец торговой точки.

Георгадзе достал пачку Мальборо. Катя взяла одну сигарету. Костя перестал смеяться и пошёл вместе с Резо провожать. Кондратенко же отправился на поиски менее дорогого отечественного курева.

Свет в коридоре задрожал и погас, потом вспыхнул снова. Кто-то громко и нецензурно принялся ругать материнскую плату. Молодая муха сдавала старой экзамен пилотирования по включённым электрочайнику и лампочке. За обоями на дальних подступах к кроватям шеренги клопов принимали присягу, поклявшись не посрамить традиций. Тихий голос напевал под гитару: «Возьми банджо, сыграй мне на прощанье…» Ночь тихо пробиралась по коридорам общаги.

4

Катя неожиданно исчезла. Оказалось, Резо снял ей комнату, и Катя теперь жила с ним там. В общаге Георгадзе больше не показывался. Своё решение объяснила в телефонном разговоре.

— Надоело жить взаймы, Костя. Квартира взаймы у родителей, деньги — у добрых родственников, машина — у частника, если подбросит. Надеюсь, ты понимаешь.

— Есть ведь и любовь.

— Любви тараканы не способствуют, — отрезала Катя. — И стирке пелёнок тоже.

Костя об этом знал, но зачем-то сопротивлялся логике услышанного.

— При чём тут тараканы?

— Ну, клопы.

— Да, разумеется. Я понимаю.

Вскоре Георгадзе сообщил, что их общая подруга ждёт от Резо ребёнка. Костя кое-как пережил кораблекрушение.

Примерно через полгода после тех посиделок Костины родители оформили документы на иммиграцию в США и сообщили о дате отъезда своему сыну как о деле решённом. Он воспринял известие о переезде с облегчением. Судьбе было угодно вышвырнуть его с корабля по ту сторону Атлантики.