Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942) - [4]

Брусчатку площади запорошило снегом, и намалеванный на брусчатке «озелененный» поселок исчез.

Аэростаты заграждения после ночного дежурства в московском небе не опустили, как делали обычно, не отвели на дневной покой, на заправку газом.

Воздушный парад, к которому тоже подготовились, отменен. А на случай нападения врага во время парада на аэродромах Москвы, Подмосковья и в более отдаленных пунктах находилось в состоянии «готовность номер один» несколько сот самолетов.

Да, погода не обманула ожиданий: ее следовало признать как нельзя более подходящей. Именно о такой погоде мечтали устроители и участники парада.

Во все райкомы партии, их было 25, умчались «газики» с нарочными, они развозили пригласительные билеты.

Получив пропуск, я успел прогуляться по Манежной площади, прошел Охотный ряд, дошагал до телеграфа и повернул обратно.

За неделю до парада возле Центрального телеграфа разорвалась тяжелая бомба. У магазина «Диета» тогда стояла длинная очередь, были жертвы. Много стекол вылетело в домах, начинающих улицу, много рам выбито. Ветер трепал в здании телеграфа обрывки маскировочных штор и клочья черной бумаги в оконных проемах. Но в предпраздничные дни успели «офанеровать» зияющие оконные пустоты; листы фанеры были, как желтые бельма. В гостинице «Националь» и в корпусе «А» на четной стороне улицы Горького вставили стекла.

Войска готовы к параду. На улице Горького вдоль тротуара стояли вереницей тяжелые танки КВ. У входа в Театр Ермоловой танкист в кожанке попросил огонька, разговорились. Все пятеро членов его экипажа в Москве впервые. Командир танка молоденький, черноволосый лейтенант Павел Гудзь с Западной Украины, это слышалось в его говоре. Воюет с первых дней, от самой государственной границы. Случай привел его к родному дому, когда бой шел в двух километрах от села Стувченцы. Гудзь показался мне смуглолицым, а может быть, лицо его задымлено. Мы неторопливо беседовали; я не спешил назад в ГУМ, где разгуливал ледяной сквозняк, и уверял лейтенанта, что на улице теплее. Гудзь кивнул — да, в танке тоже морознее…

Не только танкисты экипажа лейтенанта Гудзя, многие участники парада видели сегодня Москву впервые. А многие не увидят Москвы — ни завтра, ни послезавтра, никогда, — не увидят Москвы потому, что умрут за нее, ради того, чтобы по-прежнему во всех уголках земли трудящиеся с верой не только в наше, но и в свое собственное будущее на всех языках мира произносили слово «Москва».

«Рано утром 7 ноября, — рассказывал сержант И. В. Орлов, — по пути на Красную площадь нас приветствовали тысячи работниц и рабочих. Нигде не объявлено было, но люди ждали парада, как чуда. И оно происходило у всех на глазах. На нас смотрели с гордостью и надеждой. Нас бросались обнимать, целовать. Многие плакали… Полк прибыл на площадь к зданию ГУМа в 7.25. Другие части прибывали в 7.35, 7.45 — точно по расписанию. Гостевые трибуны были заполнены».

Среди гостей был секретарь парткома завода «Серп и молот», старший мастер прокатного стана Иван Ильич Туртанов. «Люди, находившиеся на трибунах, — вспоминал обработали по 12 часов в сутки, посылали фронту теплые вещи, давали раненым кровь и готовы были жизнь отдать за родную Москву».

Московский автозавод представляла небольшая делегация. Сегодня завод напряженно работал. В предпраздничную ночь директор завода Иван Алексеевич Лихачев получил сверхсрочное задание — освоить производство пистолетов-пулеметов системы Шпагина; каждый автомат ППШ был в те дни на вес золота…

Есть в жизни Красной площади минуты, полные грозного пафоса, они предваряют начало парада. Торжественная тишина, сдержанное волнение овладевают площадью. Тишина ожидания, когда каждая минута ощущается во всем ее объеме. Тишина, которая позволяет различать могучую поступь времени.

Литыми квадратами стоят на заснеженной площади войска, готовые к параду. Движение еще не наполнило ветром знамена. Безмолвен оркестр — не раздались голоса повелительной меди, мелодии не согреты дыханием трубачей.

Но в этой сосредоточенной тишине, в покое замершей площади слышится праздник, все ближе величественная и гордая минута — вот-вот начнется парад.

И сколько бы раз ты ни стоял в такую минуту на Красной площади, нетерпеливо поглядывая на стрелки часов Спасской башни, все равно ты, как и все вокруг, волнуешься. Нужно ли объяснять, почему в 24-ю годовщину Октября эти минуты особенно волновали?

В ожидании парада охватываешь памятью прошлое. У степ Кремля отчетливее, чем где-либо, ощущается веление эпохи, богатырский пульс народа — созидателя и воина…

Здесь Ленин прощался взглядом, жестом, словом с бойцами всевобуча, с рабочими, уходившими на защиту революции, биться с Дениным и Колчаком. На булыжном просторе площади учились маршировать первые красноармейцы и будущие красные командиры.

Больше полусотни военных парадов видела за годы Советской власти Красная площадь, еще больше числит в своей памяти демонстраций и других торжеств.

Вспомнился исторический день — Первое мая 1918 года. Летит самолет в просвете между двумя шпилями Исторического музея. То была первая ласточка красной авиации, предвестница будущих эскадрилий, стерегущих тревожное небо Москвы…