Москва, Американская ССР - [18]

— Не плачь, Зойка! В Палестине не сгорел, на Аляске не замерз, под Сиэтлом не утонул — значит, и в Москве не пропаду. А кто эту похоронку сочинил, догадываюсь. Капитан Солженицын, больше некому. Это он наврал, будто тебя в Орегоне линчевали. Или из комсомола вылетит, или я ему просто морду набью! — Он снова поднял мегафон. — Товарищи, это моя сестра. Мы с начала войны не виделись, а теперь встретились… в Москве!

Площадь бурно захлопала. Добрые улыбки озарили лица людей, только что готовых стрелять друг в друга. Оркестр заиграл «Катюшу».

— Какая у нас власть? Это мы сейчас решим. Демократическим путем. И непременно мирно! — сказал мэр Честерфорд.

Вдруг с восточной улицы явственно послышались звуки бубна и флейт. Горожане замерли. Боевую песню нез-персе трудно было не узнать: слишком часто они с нею выступали перед туристами.

— Индейцы в городе!

Все стволы разом повернулись на восток. Полковник Старк забегал, налаживая круговую оборону. Честерфорд подбежал к Космодемьянскому.

— Прошу вас, лейтенант, остановите ваших краснокожих союзников. Они же никого, кроме вас, не послушают. Иначе тут будет бойня!

Все замерли. Мало кто думал о подвигах. Большинство молилось об одном: чтобы все разрешилось как-нибудь без стрельбы, трупов и пожаров. Испуганно теснились к стенам женщины, прижимая к себе детей. Кто-то уже в голос плакал. Но вот на площадь въехал знакомый всем шериф Макмиллан.

— Не стреляйте, господа! Только не стреляйте!

Следом показался «фордик» под красным флагом. И вот уже под воинскую песню на Ред-сквер торжественно вступили воины племени нимипу. Налетевший вдруг ветер развевал длинные ленты с перьями, украшавшие головные уборы Красного Быка и Черного Орла. Победно реяло красное знамя со звездно-полосатым флажком в углу. Гордо глядел на побежденных без выстрела белых раскинувший крылья деревянный орел. Толпа подалась назад, освобождая место для индейцев. Малсагов, перебросившись парой слов с лейтенантом, поднялся на трибуну.

— Товарищи москвичи! Ваш город занят Американской Красной Армией. Порядок и спокойствие в Москве гарантирует Рабоче-Крестьянская Красная Армия, которую представляю я, капитан спецназа НКВД Малгобек Малсагов. Благодарю за содействие уважаемых союзников, — он поклонился Маэде, игнорируя Рейгана. — Но прошу их покинуть советскую оперативную зону. Здесь мы управимся сами.

Оркестр заиграл «Интернационал». Студенты и горняки сразу подхватили. Над толпой появилось еще несколько красных флагов. Балахонщики жались к трибуне с видом загнанных волков. Шустер и его компания дрожали мелкой дрожью, забыв об оружии в их собственных руках. Холодный пот прошиб Маккарти. Смыться бы из этой Москвы, только как? И куда? Надеяться оставалось на собственную наглость.

— Эй, в чем дело? Мы первые заняли этот город! И никаким дикарям его не отдадим. СС не отступает!

«Я для тебя тоже дикарь? Перед войной я учился в университете. Московском!» — вполголоса зловеще произнес чеченец. А вслух сказал:

— Снимите гимнастерку и поднимите правую руку. А потом откройте рот.

— Что-о?!

— Вы называете себя штурмбанфюрером СС. Тогда у вас должна быть под правой мышкой и на небе особая татуировка. Я это хорошо знаю, потому что вместе с эсэсовцами ловил Черчилля в канадских лесах. Или, может быть, у вас и ваших людей есть удостоверения СС?

— Какие удостоверения? Мы выполняем секретное задание. А татуировки нам должны сделать после его завершения. Со штандартенфюрером Скорцени мы поддерживаем связь только по радио.

— Я знаю Отто Скорцени. И непременно наведу справки. А пока что… Лейтенант Космодемьянский! Разоружите этих проходимцев и доставьте их в городскую тюрьму. Шериф Макмиллан! Обеспечьте охрану задержанных. Заодно и этих штатских с повязками. Это даже не эсэсовцы, а последнее отребье, умеющее только грабить магазины.

Индейцы возмущенно зашумели:

— Они убили Толстого Бобра и напали на нас в лесу! Смерть им всем!

Рука Маккарти легла на автомат. Залить бы напоследок свинцом всю эту красную сволочь, эту проклятую айдахскую Москву, и умереть, как пристало белым мужчинам. Но умирать, даже героически, капитану почему-то отчаянно не хотелось. И тут вперед шагнул сержант Тиббс.

— Это я убил вашего сахема. Я, Рональд Тиббс! Ненавижу всех красных!

Оказавшаяся рядом Таня ударила его под руку, и очередь ушла вверх. В следующий миг томагавк Черного Орла со свистом врезался в лоб сержанта. Маккарти отдал честь. Потом первым бросил наземь автомат и пистолет.

— Se fortuna mi tormenta, lo sperare mi contenta, — ехидно процитировал Фил Маркович и тут же перевел. — Если фортуна мне изменяет, остается надежда.

Рейган понимающе ухмыльнулся. В отличие от Маккарти актер неплохо знал Шекспира. Финальная фраза прапорщика Пистоля из «Генриха IV» очень даже подходила к нынешнему положению самозваных эсэсовцев, весьма напоминавших шайку Фальстафа, отправленную принцем Гарри в тюрьму. А площадь хохотала, свистела. Маккарти окинул всех презрительным взглядом и крикнул:

— Думаете, это все? Я кончу не тюрьмой, а Белым домом. Вы еще узнаете, кто таков Джо Маккарти!

Обитателям Среднего Запада еще пришлось узнать гауляйтера Йозефа Маккарти. Сидел группенфюрер Маккарти и в Овальном кабинете — в качестве рейхскомиссара Новой Англии. Дальнейшую его карьеру в Рейхе прервал только цирроз печени.