Москва, 41-й - [126]

Как же был удивлен Федор Ксенофонтович, когда, приехав в центр Москвы, их машина устремилась не на улицу Фрунзе, к наркомату обороны, а к Кремлю. И тут дрогнуло сердце у бывалого солдата. Изменив своей выдержке, он спросил у молчаливого полковника:

— Куда мы следуем?

— Приказано сопровождать вас в приемную товарища Сталина. — Полковник повернулся к Чумакову, дружелюбно заулыбался и сказал: — Ну и характерец у вас, товарищ генерал! Я всю дорогу ждал этого вопроса…

Когда Чумаков, испытывая естественное волнение, вошел в кабинет Сталина, он увидел сидящими за длинным столом Молотова, маршала Шапошникова и Мехлиса. Сталин стоял у своего стола и читал какой-то документ. При виде Мехлиса Федор Ксенофонтович вдруг почувствовал, как загорелась у него зажившая рана ниже левого уха, встревожился, что сейчас, как уже бывало раньше, заклинится у него челюсть и он не сможет произнести ни слова. А Мехлис, видимо, вспомнил тот случай, которому он был свидетелем западнее Минска, в штабе армии Ташутина, когда с Чумаковым произошел такой казус, вдруг расхохотался и подбадривающе спросил:

— Опять будете палец между зубами совать?

Чумаков посмотрел на армейского комиссара первого ранга с благодарностью за моральную поддержку и, успокоившись, принял стойку «смирно». Прищелкнул каблуками новеньких необмятых сапог, обратился к Сталину:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал-майор Чумаков по вашему вызову прибыл!

Сталин положил на стол бумагу, вплотную подошел к Федору Ксенофонтовичу и подал ему руку. После короткого пожатия спросил:

— Вас что, разжаловали в генерал-майоры, товарищ Чумаков?

— Не понимаю вопроса, товарищ Сталин, — с некоторой растерянностью ответил Федор Ксенофонтович.

— Да? — удивился Сталин. — Мы вас тоже не понимаем. Правительство присвоило вам звание генерал-лейтенанта… Хрулев послал вам новенькую форму со знаками различия, а вы взяли да сняли с петлиц по одной звезде.

— Прошу прощения, товарищ Сталин… И благодарю за оказанное доверие. Но я подумал — произошла ошибка. Приказа ведь мне никто не объявил.

К Чумакову подошли Молотов, Шапошников, Мехлис, поздравляли с очередным воинским званием и выздоровлением после ранений. А Сталин, уже стоя в другом конце кабинета, заговорил об ином:

— Мы тут разбирались со смоленскими мостами… И пришли к выводу, что полковник Малышев и вы, товарищ Чумаков, как старший по званию, поступили правильно. Мосты взорвали вовремя. Хотя нам не все еще ясно, как удалось немцам так стремительно ворваться в Смоленск. Мы назначили комиссию во главе с генерал-майором артиллерии Камерой, которая исследует этот вопрос.

— Можно мне сказать свою точку зрения? — спросил Чумаков.

— Не надо, — кивнул ему зажатой в руке трубкой Сталин. — Вы скажете, что не хватало сил для удержания Смоленска.

— Так точно, — подтвердил Чумаков.

Сталин опять перевел разговор на другое:

— А что вас лично связывало с профессором военной истории Романовым Нилом Игнатовичем?

— Я женат на его племяннице.

Тут включился в разговор маршал Шапошников.

— Позвольте заметить, товарищ Сталин, — сказал он. — Чумаков — лучший воспитанник генерала Романова по военной академии.

Сталин на это замечание маршала ничего не ответил. После паузы спросил у Федора Ксенофонтовича:

— Вы отдаете себе отчет, товарищ Чумаков, что ваши соображения, изложенные в письме, которые мы внимательно изучили, требуют значительной ломки некоторых положений Боевого и Полевого уставов Красной Армии?

— Могу обосновать все свои суждения, особенно по поводу боевых действий стрелковых и танковых войск.

— Ваша уверенность похвальна. — Сталин привычно зашагал по кабинету. — Мы тоже считаем неправильным, когда наши войска, организуя наступательный бой, строят свои боевые порядки, густо эшелонируя их в глубину. В результате этого мы имеем большие, неоправданные потери от огня артиллерии, минометов и авиации врага прежде всего в подразделениях вторых и третьих эшелонов. И такое построение боевых порядков приводит во время наступления к бездействию свыше трети всех пехотных огневых средств дивизии… Верны также ваши соображения о месте командира в боевом порядке во время наступательного боя… При нынешнем положении подразделения могут оказаться без командиров.

Далее Сталин говорил и о том, чего не содержалось в письме Чумакова, — о необходимости введения залпового огня из винтовок, об усилении огневыми средствами стрелковых рот и батальонов…

Вслушиваясь в его приглушенный голос, в грузинский акцент, Федор Ксенофонтович ловил себя на побочной мысли: «Как бы заговорить о проблемах и точках зрения, изложенных в письме к Сталину покойным профессором Романовым? Удобно ли?.. А вдруг спросит: „Откуда вам известно содержание письма?“ Нет, нельзя вторгаться в чужое… И уже, пожалуй, не ко времени. Или решиться?..»

Эту навязчивую мысль разрушил Сталин:

— Товарищ Чумаков, мне понравились четкость и ясность ваших формулировок в письме. Мы приняли решение создать группу из генералов и командиров, которые бы в действующей армии еще и еще раз проверили истинность возникших проблем… Ведь хотим мы того или нет, придется вносить поправки в ряд положений наших уставов. Мы поручаем вам возглавить эту группу… Разумеется, после того, как вы окончательно поправитесь после ранений…