Московский зоопарк - [2]

Боевое оперение у золотого фазана. Как у рыцаря на турнире. Шлем золотой солнечные блики во все стороны мечет. Брюхо синее с алым, словно цвета дворянского рода. Щеки серебряные, будто кольчугой прикрыты. А главное — хвост. Хвост — меч. Острый. Алый. Одним видом сразить может. Лапы тонкие, крепкие, со шпорами. Прямо — рыцарь. И вдруг — пиканье.

— Не может быть у рыцарей пиканья! — сказал я. — Иди отсюда!

И прогнал дворянина в другой угол, чтобы подметать не мешал.

Зеленый павлин

Красив зеленый павлин! Просвечивают через его зеленое оперение — индийские джунгли, сочные плоды и заросли бамбука. Неверно думать, что это синий павлин, только перекрашенный. Нет! Не только. Зеленый мощнее. Грудь у него шире, лапы крепче и шея выше. Гордая у него шея, а на ней сидит голова гордая и хохол на ней гордый. Не такой как у синего — ровный и аккуратный. А — набекрень хохол. Залихватский. Поглядишь на такой хохол и не пойдешь к павлину в клетку. Даже на остальные гордые шею, грудь и ноги смотреть не станешь.

А главное — нрав. Подлый. Много в этом нраве нападения и драчливости. Засмотришься на изумрудный хвост. А там на конце каждого пера — луна. И взгляда оторвать не можешь. Кажется, что множество этих лун плывет в зеленом небе павлиньего хвоста. Заглядишься, а хозяин хвоста, как подпрыгнет и даст в дыхало, чтобы на хвост без спросу не смотрел. А ты огреешь павлина веником на прощанье и бежишь вон из клетки. А сам про луну на конце каждого пера думаешь. Зачем она ему с таким характером? С красивыми всегда так.

Зверь-монал

Есть у нас в зоопарке моналы. Посетители подходят к их клетке с табличкой и начинают искать, кто же такие моналы? Что за зверь? Не козел ли? Однако никого не видно внутри. Ни козла, ни кого другого. А зверь — монал — сидит себе в углу, и смотрит на других, невидимый. Куст кустом. Только головой иногда крутит с хохолком черным и крыльями поводит серыми, с пятнами желтыми. Потому что он — птица.

Жирафовый дом

Есть у нас в центре зоопарка здание оранжевое. А в оранжевом здании есть оранжевый жираф. То ли здание под него строили, то ли жирафа уже потом под дом заводили. Неизвестно.

Однако выходит жираф Самсон каждое утро из дверей и кланяется. Я-то сначала думал: здоровается. А потом понял: низка ему дверь оранжевого дома, потому кивает Самсон каждый раз, выходя на прогулку. Тесен стал дом жирафу. Жмет.

Но как привыкаем мы к старым шапкам, так и Самсон с домом сроднился. Перевели его бывших соседей — жирафов — на новое просторное место, а оранжевый Самсон так и живет одетый в свой оранжевый дом, как в шапку. И кажется, каждый раз, выходя на прогулку, ее вежливо приподнимает. Я-то думал: здоровается, а оказывается — вход низок. У жирафа-то шея вон какая! Поневоле кланяться начнешь.

А где бегемот?

Все, в зоопарк приходящие, сразу спрашивают:

— А где у вас тут бегемот? Почему нет бегемота?

А бегемота нет. И начинаешь себя очень неудобно чувствовать по поводу такого упущения, будто это ты бегемота из Африки не привез. А посетители укоризненно качают головой:

— На что же у вас тут смотреть, если бегемота нет? Не на обезьян же.

— Почему не на обезьян? — отвечаешь. — Как раз на обезьян. Они ведь тоже из Африки. И бегемота там, наверное, видели.

Родственники

И отправляется народ в обезьянник. А там за стеклом различные наши родственники сидят — макаки, гиббоны, а главное — гориллы. Люди начинают в стекла стучать и лица обезьянам корчить. А те смотрят и думают:

— Что же такое наши родственники хотят сказать? Не здоровьем ли интересуются?

И подходят к самому стеклу, улыбаются, чтобы показать, что здоровье — ничего, Бог милует.

А посетители за стеклом этому радуются и начинают еще сильнее лица кривить.

Тогда обезьяны отворачиваются от стекол и говорят друг другу:

— Нет, не здоровьем они интересуются. Лица корчат. Потому что невоспитанные.

И воспитанно выходят на улицу.

Сколько нужно слонов?

Я все думал: сколько слонов Московскому зоопарку в самый раз? Один? Два? Или больше? Потому что зоопарк все-таки не какой-нибудь, а столичный, и слон — зверь не последний. Подходят они друг другу — столичный зоопарк и непоследний слон, потому что оба — главные.

А оказывается, их в зоопарке — шесть! Во как! Шесть непоследних слонов в главном зоопарке. От этого парк даже как-то еще столичнее делается, еще непоследнее. Не в каждом зоопарке шесть слонов!

Четыре африканских и два индийских. А ведь еще и для других животных место хватило! Например, для лисиц.

А слоны, видимо, думают:

— Вон сколько нас здесь собралось! В столице. Наверное, больше нигде не осталось.

Ан нет, осталось. Еще один слон в зоопарке Сан-Диего живет в Америке. Сам видел. По телевизору.

Глубина

Увидел я как-то в Московском зоопарке бассейн с огромными голубыми окнами, через которые можно прямо в синюю глубину посмотреть:

— Кто же там плавает?

Стал я всматриваться в синюю глубину и ничего кроме этой глубины не видел. Уж не глубину ли тут показывают? Вон, мол, какая глубокая у нас глубина тут и какая синяя!

Совсем глаза уже выкатил, и вдруг мелькнул мимо окна силуэт, махнул ластами и ушел в синь.

— Батюшки, — подумал я, — кто же это?