Московский выбор - [91]

Виктор Серж, «Десять лет в изгнании»

Когда над Токио занимался рассвет, флот адмирала Нагумо в силу неопровержимой логики продолжал движение. Остатки Kido Butai прошли уже почти 6000 миль после имевшей для японского флота катастрофические последствия схватки близ берегов Панамы. Теперь Kido Butai находился в 1500 милях к северу от Таити, на полпути от военно-морской базы Трук, расположенной на Каролинских островах.

Несмотря на относительную близость острова Гаугуин, адмирал Нагумо не думал об окаймленных зеленью и залитых солнцем пальмовых пляжах. Он продолжал думать о том, каким образом он станет объяснять Ямамото свое позорное поражение. Четыре авианосца, двести пятьдесят самолетов и почти столько же летчиков нашли себе могилу в океанских глубинах в те страшные часы 28 сентября, и Нагумо лучше других понимал, что восполнить эти потери будет невозможно. Кто же несет ответственность за все это? Он, Нагумо, несет ответственность. Более прагматичный адмирал Кусака уговорил его не совершать харакири, но теперь, когда экваториальные течения приближали его флот к родным берегам, Чуичи Нагумо не мог отделаться от ощущения, что прагматизм тоже имеет свои границы.

У Исоруку Ямамото, находившегося на борту «Ямато» в заливе Хиросимы, были и другие темы для размышления, помимо ответственности Нагумо за новую ситуацию. Он не без труда пытался убедить себя, что потеря четырех самых крупных авианосцев объединенного флота хотя и является тяжелым ударом, но не должна стать ударом решающим. «Хию», «Рюйо» и «Юню» уже плыли в юго-западную часть Тихого океана, чтобы принять участие в операциях на Самоа и Фиджи. «Хирю» снова будет на плаву в декабре. Сумеет ли Япония сохранить свое доминирующее положение в Тихом океане против оправляющейся после поражения Америки? Ямамото страстно надеялся на это. Только показной оптимизм своих штабных офицеров великий адмирал считал невыносимым.

В то же сентябрьское утро в 5000 милях к западу девятнадцатилетний член организации «Иргун Зви Леуми» Мордехай Гивони лежал на плоской крыше двухэтажного дома в окрестностях Хеброна. Он был одет в белый арабский бурнус. Внизу, слева от него, лежала дорога, ведущая из Биршеба к центру города. Справа в предутренней дымке вырисовывались холмы Иудеи. Вдали он мог видеть штабную германскую машину, медленно поднимавшуюся по склону в его направлении. Сопровождавшие машину мотоциклисты были одеты в черную униформу.

В машине находился оберштурмфюрер СС Эйхман. Он мрачно смотрел на иссушенный солнцем пейзаж. Хорошо еще, что во время движения мухи не могли подлететь поближе. В этот день он надеялся увидеться с Роммелем и завершить свои дела в этой ненавистной еврейской стране, чтобы вернуться к комфорту своего венского кабинета. Он заметил неясные очертания первых домов Хеброна, выстроившихся словно бы для того, чтобы поприветствовать его.

Мордехай Гивони не спускал с машины глаз. Он пристроил на плече приклад винтовки, тщательно прицелился в голову эсэсовского офицера, развалившегося на заднем сиденье, и нажал спусковой крючок. С десятилетнего возраста он считался прекрасным стрелком.

В Анкаре маршал Чакмак докладывал президенту Иненю: «Наши войска достигли новой границы на Кавказе. Любое сопротивление было сломано».

«Полностью? — подняв брови, переспросил Иненю. — Это не очень-то похоже на армян».

«Все организованное сопротивление. Правда, время от времени все еще имеют место отдельные инциденты. Но им не стоит придавать особое значение. Население еще не совсем освоилось со своим новым статусом. Вы правильно заметили, что армяне всегда были упрямцами. Несколько местных руководителей отказались сотрудничать с нами. Нескольким ренегатам удалось скрыться в горах. Но мы захватили заложников и сумеем усмирить эти горячие головы. Все это только вопрос времени».

«Да, конечно, — заметил Иненю тоном, в котором сквозило скрытое сопротивление. — А наступление Тигриса осуществляется в соответствии с планом?»

«Есть некоторые затруднения, — неохотно признался Чакмак. — Британцы имеют преимущество в воздухе. У них есть танки, которых нет у нас. Мы ожидаем германских поставок. Ожидалось, что они начнут прибывать на этой неделе, но, по-видимому, произошли какие-то непредвиденные задержки».

«Да, я думаю, им следовало бы произойти», — пробормотал про себя Иненю.

Эта же тема обсуждалась и в известном берлинском ресторане, на Потсдаммерштрассе, где обедали Альберт Шпеер и Франц Тодт. Между ними происходил тяжелый разговор. Салфетка Шпеера была покрыта цифрами и вычислениями, но ни один из ответов не выглядел слишком обещающим.

«Мы должны будем сказать фюреру, что это невозможно осуществить, — говорил он Тодту. — Нет никакой возможности сделать это. Танков и самолетов, которые мы производим, едва-едва хватает на восстановление наших потерь. При нынешних темпах производства, если мы получим согласие Геринга и одобрение СС, что представляется маловероятным, в 1943 году мы сможем обеспечить армию двумя тысячами новых танков, преимущественно PzKpfw III и PzKpfw IV. За это же время наши противники смогут произвести в десять раз больше. Необходимо что-то предпринять, и предпринять немедленно. Ты должен поставить фюрера в известность. Что касается турков, то им придется воевать голыми руками».