Московский Ришелье. Федор Никитич - [27]

«Сколь же обласкан царём этот малый, ежели царь задаром отдал ему поместье рядом со своими кремлёвскими палатами... Стало быть, ожидает от него важной услуги, — думал Никита Романович. — Да мы-то что же? Али немощными сделались, и царь не чает от нас помощи? Нет, видно, нашёл Борис важную отмычку к сердцу царя. Пошто ни одного из бояр либо князей не почтил он столь глубокой привязанностью, как Бориску?»

Тёмные предчувствия сулили Никите Романовичу неясную беду. К добру ли, что безвестный потомок Мурзы Чета норовит обойти Фёдора? Или Фёдор хуже его? Красив, статен, ловок. Пошто царь отвратил от него взор? Пошто хмурится, когда видит его?

В минуту этих горьких и тревожных раздумий и вошёл, как на помине, Фёдор. В эти часы у него заведено было скакать верхом вдоль поля. Декабрьский морозец порозовил его щёки. Вид решительный, но как будто смущённый.

   — Садись, сын.

Фёдор приблизился к лежанке, на которой Никита Романович грел больную ногу, но садиться не стал.

   — Сказывай, какие новости.

   — Государь собрался походом на Новгород.

   — Про то мне ведомо.

   — Царевич меня с собой зовёт.

Никита Романович смотрел на сына, что-то обдумывая. Он знал, что Фёдору надоела тревожная и однообразная слободская жизнь. Он рвался в Москву. И вот поход на Новгород. Никита Романович знал также, что царь, задумав идти на Новгород, готовился к пиру кровавому, доселе неслыханному... По силам ли невинному отроку участие в деле столь жестоком? Не будет на то его отцовской воли! Но отказал не сразу, на всякий случай спросил:

   — Бориска-то Годунов також в поход едет?

   — Ну, где ему! Царевич говорил, что отступился Бориска: «Я-де в таких делах не горазд».

   — Так и сказал: «не горазд»? Добро. Токмо ты его, сынка, не замай. Он, видно, и впрямь не горазд в делах походных. Однако же и ты в бранных делах не бывал. Я потолкую с царевичем, надо ли ему брать тебя в поход?

   — Христом Богом молю тебя, отец: не мешайся в мои дела с царевичем. Он подумает, что я трус, что избегаю опасности!

   — Ежели ты пришёл просить у меня дозволения, скажи царевичу, что не велено покинуть больного родителя!

Фёдор не стал возражать, почтительно поцеловал руку отца, но от царевича решил не отставать. Да и великий соблазн был попробовать себя в деле.

Весь тот день он был сам не свой. Не было ни ясности в мыслях, ни порядка в душе, да и всё вокруг было так неустойчиво и ненадёжно. Главное — он не знал, к чему предназначен. Прежде была детская мечта стать царём, была цель в жизни. А теперь? Нет, от царевича ему отставать нельзя. Ему надоела пустая сутолока будней. Настоящая жизнь мужчин — в походе.

А вечером у самого входа в терем царевича Фёдор столкнулся с Годуновым. Он был в тёмной хламиде вместо кафтана. Во взгляде его бархатных глаз была как бы тихая печаль. Он остановил на Фёдоре ласковый взор, но тот сурово спросил:

   — Ты что же, Борис, укручиваешься, как монах? Тебе к походу надо готовиться, а ты монашеское одеяние примеряешь.

Но вместо недоброго ответа Фёдор услышал примиряющие слова:

   — Ты понапрасну опаляешься гневом, Фёдор Никитич. Как мне выйти из воли государя? Я его верный холоп.

Фёдор долго не мог ничего ответить и только смотрел на Годунова, дивясь его спокойствию, его змеиной мудрости. Он ещё не освоился с мыслью, что, будучи скупым, царь подарил самое богатое подворье Кремля сыну незнатного московского боярина. И за какие заслуги? А у Бориса и тени спеси не видно. Стал ещё более тихим и замкнутым. Фёдор чутьём улавливал, однако, коварство Бориса и решил раззадорить его:

   — Тебе государь подарил дорогое поместье, ты взял, а в поход не идёшь. Ты награду прежде дела получил.

Годунов внимательно посмотрел на Фёдора. У него был удивительный приветливо-хитроватый взгляд. Казалось, этот взгляд вбирал в себя всё. Но кто бы сказал, какая работа совершалась в его душе и на какие выводы способен был этот человек!

Помолчав немного и как бы давая возможность собеседнику взять свои слова назад, он произнёс:

   — У государя нашего нет обычая награждать прежде дела и обсуждать такие дела непристойно. И ты бы о том поразмыслил, Фёдор Никитич, прежде чем говорить. Ведь коли люди узнают, какие речи ты вёл, и станут о том болтать, тебе дурно будет.

Фёдору хотелось крикнуть: «Да какие опасные речи я говорю тебе, татарская твоя душа!» — но вместо этих слов сказал спокойно:

   — От тебя или, может, от меня узнают люди, какие мы с тобой вели речи? Ты, Борис, говори да не заговаривайся!

   — Наш государь — тайновидец! И ты бы, Фёдор, отдал мне своё нелюбие. Запальчивость — не к добру.

Вдруг, круто повернувшись, он пошёл прочь.

Позже Фёдор не раз корил себя, что не нашёл слов для резкой отповеди ловкому выскочке. В душе он был смущён ещё и недобрыми приметами, о которых поведал ему отец. Но заботы предстоящего похода помогли ему одолеть дурные предчувствия.

ГЛАВА 12 ПИР КРОВАВЫЙ

Готовясь идти на Новгород, Иоанн велел царевичу ехать вперёд, во всём накрепко разузнавать и разведывать, нет ли где какой измены. Однако послушный сын своего державного родителя имел свои задумки и затеи. Он спешил приехать пораньше в Тверь, дабы попировать на свадьбе в доме боярина Акиндиева, женившего своего сына Андрея, с которым царевич находился в приятельстве.