Московский инквизитор - [13]

— Господин полковник! Что вы собираетесь предпринять?

— Я клянусь, что найду тех, кто стоит за этой провокацией, — спокойно произнес Лев.

— А дальше?

— А дальше будет видно, — неопределенно ответил Гуров и сел в машину.

В клинике его без звука пропустили в приемное отделение, где уже находился Любимов.

— Врач еще не выходил? — спросил Лев адвоката.

— А чего нам ждать? Мы сами к нему пройдем, — спокойно сказал Михаил Яковлевич.

Надев халаты и бахилы, они оставили Вилкова внизу и отправились наверх. Любимов уверенно вел Гурова по коридорам, пока они не приблизились к одной из палат в самом конце коридора. Адвокат по-хозяйски открыл дверь, и они вошли. Это был «люкс», потому что они сначала попали во что-то вроде гостиной, из которой дверь вела в другую комнату. Там на кровати без сознания лежала Мария, но ни капельницы, ни каких-либо медицинских приборов возле нее не было.

— Машенька, — ласково сказал Любимов. — Все кончилось, можете открывать глаза.

Мария тут же очнулась, посмотрела на них и, увидев мужа, облегченно вздохнула — все самое страшное действительно осталось позади. Гуров же, хотя и испытал невероятное облегчение от того, что с женой все в порядке, тут же повернулся к адвокату, чтобы высказать ему все, что накипело на душе, но тот мягко остановил его:

— Лев Иванович! Вы великий сыщик! Это не комплимент — это констатация факта. Но актер вы никудышный, а мне надо было, чтобы для журналистов все выглядело максимально правдоподобно. Подумайте сами, ну как бы я еще мог вытащить вашу жену из изолятора в воскресенье? Только в больницу.

— Значит, вы все приготовили заранее? — уже довольно спокойно спросил Гуров.

— Как только услышал, что вашу жену посадили к уголовницам, — подтвердил Любимов. — Порядки в этом изоляторе мне хорошо известны, так что предвидеть развитие событий было несложно. Владелец этой клиники мне кое-чем обязан, так что организовать все это было делом нескольких минут. Они и заключение напишут какое надо, и находиться здесь Мария будет столько, сколько нужно. И глаз ей подлечат, и рентген сделают, а то, не приведи господи, окажется, что ребро сломано, и УЗИ на всякий случай тоже, и соответствующее оборудование, чтобы все выглядело достоверно, сюда скоро привезут. А, поскольку эта палата реанимации для ВИП-персон, то посторонних сюда не пустят ни под каким видом. Только вот за палату вам придется платить, но я договорюсь о скидке.

— Маша, ты действительно себя хорошо чувствуешь? — спросил Гуров.

— Лева, со мной все хорошо, — успокоила Льва супруга. — Бок, конечно, болит, но я надеюсь, ничего серьезного.

— Кто тебя избил? — жестко спросил Лев.

— Это была случайность, а потом они меня узнали, почувствовали себя страшно виноватыми, и все было уже нормально, — уклончиво ответила Мария.

— Машенька! Не обольщайтесь на свой счет, — усмехнулся адвокат. — Они таких, как вы, на зоне видели-перевидели и обращались с ними без особого почтения. Уж вы мне поверьте! Вы для них не известная актриса, а жена полковника Гурова! Потому-то они и стали с вами так любезны, что предвидели, какие их ждут последствия, если вы пострадаете. Потому что Гуров для уголовников — фигура очень уважаемая, а актрис, пусть даже и очень известных, много. И не надо на меня обижаться — глупо обижаться на правду.

Мария от этих слов сначала растерялась, а вот потом действительно всерьез обиделась — она-то считала, что сама является настолько известным и уважаемым человеком, что именно это остановило уголовниц, а, оказывается, дело не в ней, а в ее муже. Но ей хватило ума не подать виду, а просто попросить Любимова оставить ее с Гуровым наедине. Адвокат безропотно вышел, сказав, что пойдет к врачу за медицинским заключением, и они остались одни.

— Маша, так кто тебя избил? — снова спросил Лев.

— Неважно, — уже из чистого упрямства ответила она.

— Ладно! Сам разберусь, — пообещал Гуров.

— Да что ты все о ерунде, — отмахнулась супруга. — Важно другое.

Она поманила мужа к себе, и он, сев на край кровати, наклонился к ней.

— Лева! Колье было! — прошептала она.

Едва сдержав рвущийся наружу крик ярости, Гуров с трудом взял себя в руки и ровным голосом попросил, чтобы она рассказывала дальше.

— Понимаешь, Лева, я от тебя и Стаса с Петром тогда получила столько втыков по поводу подарков, что стала даже на букеты смотреть с подозрением. А тут этот совершенно незнакомый мужчина с корзиной желтых роз. И одет вроде бы прилично, и вид у него был самый восторженный, но вот… — она подбирала слова. — Понимаешь, я актриса, я на сцене у партнера, как бы старательно он ни играл, фальшь мигом чувствую. А этот человек… Он тоже играл! И восторженность, и почитание. Не знаю, как выразить, но глаза у него были… Короче, он мне не понравился. Я ему, конечно, улыбалась, но вот когда все разошлись, я решила посмотреть, что это за цветы такие.

— Зачем? — чуть не застонал Лев. — Нужно было немедленно позвонить мне!

— А если бы оказалось, что там ничего нет? — возразила она. — Кем бы я тогда выглядела? Параноиком? Или как там? Параноичкой?

— Маша! — уже не сдержавшись, простонал Лев. — В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть! Ладно! Сделанного не воротишь! Что дальше?