Московляне - [78]

От внимания дьяконицы не ускользнуло, что княгинины булгары, сидевшие перед тыном, ни на ноги не поднялись, ни шапок не сняли перед посадником, когда он входил в княжие ворота. Им наскучило играть в зернь: они дразнили Пономарева щенка; щенок захлебывался от лая.

В воротной избенке больше не голосили. Щенок, увидев издали вышедшую оттуда поповну, весело побежал ей навстречу, распугивая по дороге купавшихся в песке воробьев. Девушка шла, низко понурив голову. По самой середине прокаленной солнцем площади она столкнулась с огнищанином, который, уставясь, как она, глазами в землю, шагал ей наперекрест. Ястребок так отпихнул ее локтем, что она еле удержалась на ногах. Булгары засмеялись. Когда она поравнялась с ними, низколобый зерновщик, метавший давеча кости, крикнул ей что-то по-булгарски, поманил рукой и подмигнул товарищам. Те захохотали еще громче. Щенок снова кинулся на них с лаем. Девушка, раскрасневшись до слез, опрометью вбежала в дьяконов палисадник.

Дьяконице до смерти хотелось порасспросить ее, по ком плакали у воротника, да заодно вызнать, не углядела ли поповна княгиню, которая, никогда не бывав на Москве, разжигала во всех московлянках великое любопытство, однако тут-то как раз в воротах боярского двора и показался Неждан, а за ним и его сын. Дьяконица, оставив поповну, засеменила ему напереим.

Неждан был пасмурен. Отвечал рассеянно и, говоря с дьяконицей, косился на княжой двор с такой брезгливостью, будто оттуда смердело падалью. Его сын был тоже невесел.

— Чему радуются воры губастые? — проговорил он, когда княгинины булгары опять чему-то засмеялись.

Неждан пренебрежительно посмотрел в их сторону.

— Хороши холопам смешки, — зашамкал он вполголоса беззубым ртом, — да каковы-то выйдут посмешки? Кусают и комары до поры. Не про их брата Москва рублена. Да и что им Москва? Чьи они? Ничьи. Их и булгарами-то не назовешь. Булгары в Булгаре и живут, за свой Булгар стоят, а они… Им все едино, где бы ни добыть себе зипунов — на Москве ли, в Боголюбове ли, на Суре ли, у себя ли, на Каме-реке. Одно им званье: н а т е к а… Да, чай, сольется та натека с наших полей: чего дождями не смоет, то сами помелом выметем. Придет солнышко и к нашим окошечкам.

— Понюхают псы, чем плеть пахнет, — поддакнул сын.

В это время из княжих ворот вышли посадник, княгинин чернявый ключник Заплева и еще каких-то трое незнакомых людей. И ключник и его провожатые были в парчовых одеждах. Рядом с ними посадничья красная ферязь казалась жалка и тускла.

— Взаместо одного князя сотню властелей нажили, беда! — вымолвил Неждан, провожая незнакомцев насмешливым взглядом.

— Впору бы и поубавить, — опять поддакнул сын.

Посадник, заглядывая снизу вверх ключнику в глаза, что-то горячо ему толковал. У боярского двора они расстались. Заплева со своими провожатыми завернул в боярские ворота, а посадник, оглядываясь на них, заковылял дальше — к себе в дом.

— Куда их нелегкая понесла? — пробормотал Неждан.

— Чай, за боярином посланы, — отозвалась дьяконица.

— Боярина не там искать, — сказал Нежданов сын.

— Да за ним чего бы и гонять эдакую оравищу? — добавил Неждан.

Через час, осмотрев дьяконовы наузни, перевязав сызнова одни и пообещав завтра, после Шимоновых похорон, наладить остальные, старый бортник направился с сыном домой. Под их охраной пошла к себе и поповна.

При выходе из дьяконицына палисадника им снова попался на глаза княгинин ключник все с теми же тремя блестевшими парчой провожатыми.

Неждан видел, как Заплева, самодовольно выпятив толстые губы и щурясь от солнца, осторожно, на двух ладонях, вынес из боярских ворот и внес в княжие плоский кожаный баульчик с медными застежками.

V

Обманул боярин Петр Замятнич княгиню, говоря о московской тишине.

Тишины на Москве не стало.

В тот же день, около обеда, на боярский двор, где продолжались приготовления к выносу покойника в Предтеченскую церковь, вскакал на своем жеребчике Маштак — один, без челяди, простоволосый, со свежей ссадиной, прочертившей его плоское лицо от бороды до глаза.

Когда он соскочил с лошади, у него так тряслись руки, что он долго не мог размотать шейную ширинку, которой хотел стереть кровь со щеки.

Он примчался из Кудрина. Все утро прошло у него в громких перекорах с тамошними орачами.

Сила была теперь на его стороне: при нем, по приказу самого боярина, было около сорока вооруженных людей, боярских челядников. И когда кудринский мир выказал несговорчивость, Маштак этой своей силой и воспользовался.

Он стал ходить с челядниками по домам.

Где находилось хоть сколько-то шерсти, он брал ее всю; где шерсти не оказывалось, хватал первое, что попадалось под руку: хлеб, холст, вяленую рыбу, живого телка, шубу, полотенце.

Горше всех пришлось косоглазому мужичишке, который был очень многодетен, жил голоднее всех и на которого Маштак злобился за то, что косой обнес его позавчера при Гаше. Боярский ключник отнял у его бабы всех кур с петухом и единственную дойную козу: мужичонка был бескоровный.

Боярские челядники молча, не глядя ни на Маштака, ни на кудринцев, ни друг на друга, выносили отобранное добро из сиротинских хат и в таком же молчании складывали вынесенное на возы, от которых не отходили поставленные ключником сторожа, тоже молчаливые и насупленные.