Мощи святого Леопольда - [12]

— Вот и еще помолись, — зло сказал Роха. — Он не смеялся. Он думает. Он всегда думал, чертов умник.

Во дворец архиепископа ехать было рано, но он все равно поехал.

Оставил коня в конюшне, поднялся в залу приемов. Думал, дождется там назначенного времени, а там уже было много народа. И все важные господа. Не ленились, приходили рано, ждали. А вот ему ждать не пришлось. Монах у пюпитра сразу его заметил, и побежал докладывать канцлеру.

Брат Родерик не поленился, вышел из-за стола навстречу солдату.

— Рад видеть вас, — сын мой тихо заговорил он, улыбаясь, — и рад сообщить, что вопрос ваш решен положительно. Как только я рассказал Его Высокопреосвященству о ваших подвигах, он незамедлительно распорядился об акколаде.

— Об акколаде? — удивился солдат, он не знал что это.

— Князья мирские посвящают в рыцари, пастыри Церкви совершают акколаду. Рыцари церкви принимают в объятия нового брата-рыцаря, — пояснил приор. — То есть, служить вы будите не прихотям нобилей, а лишь во славу Господа и Матери Церкви нашей. А все остальное будет, как и у мирских рыцарей. И герб и почитание. Ну, так, что примешь ли ты акколаду?

Руки Волкова вспотели, он хотел сказать, что примет, да не мог. Сопел только.

А приор стоял, ждал, с удивлением. Не ожидал он, что этот простолюдин еще будет раздумывать. Наконец солдат выдохнул:

— Да, приму, конечно…

— Что ж, раз так, то прими омовение сегодня. Ночь проведи в молитве, а утром будь у кафедрала нашего, на утреннюю мессу. После нее господин наш снизойдет тебе благодатью и примет тебя в объятия свои.

— Я обязательно буду, — солдат поклонился низко.

А приор сунул ему руку для поцелуя и произнес:

— Ступай, добрый человек, молись и очищайся.

Он шел по залу, где было достаточно важных людей, которые с интересом рассматривали его, а он их даже не замечал. Он шел, глядя в пол, сжимая и разжимая кулаки. Волнение поедало его, опять, в который уже раз. Он понимал это и повторял себе снова и снова: «Угомонись, дурень, не мечтай, уже дважды такое было, и дважды тебе отказывали. Пока в разрядную книгу не впишут твое имя — все пустое». Но куда там. Он не мог остановиться. Как в тумане забрался на коня, как в тумане ехал по городу, чудом ехал правильно. А когда отдышался, и волнение поутихло, так стал смотреть вывески: искал художника, искал портного. Думал, как будет выглядеть на щите герб, как пошить ливреи в его цветах из хорошего сукна, но чтоб не дорого. Думал дать ли такую одежу Сычу. Думал, думал, думал. Так за думками доехал до трактира. Тут его волнение окончательно поутихло, и решил он ничего ни кому из своих пока не говорить. Пусть завтра все будет для них сюрпризом.

А в трактире его уже ждали. Первая пришла говорить Агнес. За ней терпеливо ждал монах.

— Серчает она на вас, лает вас дураком и вонючим хряком, и другим подлым словом, я такое говорить не буду, — шептала девочка. — И послал меня просить у вас денег семнадцать крейцеров.

— Зачем это ей столько денег? — удивлялся солдат. — И с чего это я вонючий хряк, я из ее знакомцев так самый не вонючий. Я моюсь почитай каждый день и в купели моюсь каждый месяц. И одежда у меня стиранная. Дура она.

— Конечно дура. Лается она от злобы, потому как вы с ее ухажера денег взяли, а она по любви с ним миловаться хотела, думала, что он ее за муж возьмет. А деньги нам на купальню нужны, для дам туда вход шесть крейцеров стоит.

— Шесть крейцеров! Рехнулись? А вы прямо дамы, — едко заметил солдат. — Не жирно ли вам? В корыте бесплатно помылись бы, Еган вам натаскал бы воды.

— В корыте нехай поросята плещутся, — разумно заметила Агнес, — а нам надобно в купальню.

— И что вам там? — не понимал Волков.

— Да все, сидишь в купальне с горячей водой, а холопы тебе холодное вино приносят, и музыка играет, — Агнес почти глаза закатила от предвкушения счастья, — тем более вы сами велели замарашкой не ходить — мыться.

— От холодного то вина горло не заболит? — поинтересовался солдат.

— Не заболит, все городские девки, и бабы тоже, в купальни ходят, ни у кого не болит, и у нас не заболит. Давайте господин двенадцать крейцеров на купальни, да на полотно заворачиваться, да на мыло, что бы розами тело пахло, да на вино, и того семнадцать надобно. Давайте, а то Брунхильда серчает на вас.

В другой бы раз он не дал бы, но сейчас… В этот день он просто не мог отказать. Полез в кошель, отсчитал и дал деньги Агнес, та от радости быстро обняла его и убежала наверх за Брунхильдой.

— Разорят они меня, они и этот чертов город, дорогой он дьявол! — злился Волков. — Ладно, пусть помоются, завтра нужно быть всем чистыми. — И теперь обратил внимание на монаха: — Ну а тебе что?

— Господин, прошу дозволения уйти до вечера, — сказал брат Ипполит.

— Вообще-то я тебе не хозяин, — заметил солдат, — а куда ты собрался, наверное, помолится? Храм какой-нибудь знаменитый нашел?

— Нет, господин, тут в Ланне живет один великий врачеватель, Отто Лейбус, я читал его труды, он две книги написал, очень хочу с ним поговорить, есть у меня замечания к сращиванию костей, которые описаны им. Думаю, ему будет интересно.

— Хм, — солдат заметно ерничал, — конечно, ему будут интересны твои замечания. Ну, ступай, только смотри, что бы тебя его холопы не отлупили, беги, как только выскажешь свои замечания.