Моряна - [28]

Матрос молчал, сосредоточенно о чем-то думая.

— Леш...

Он повернул голову, посмотрел на Глушу.

— Не подшутил ты надо мною, Леша? — вновь спросила она.

— Батька наказывал... — едва слышно сказал Матрос и, словно просыпаясь, медленно поднялся со стула. — Какие тут шутки!

— А я все Илью Краснощекова искала. Захар Минаич аелел запрячь мне жеребчика... Да с Настей Сазанихой еще вот пропуталась, — беда там.

— А что с ней? — Евдоша отложила нож и подошла к Глуше.

— Да как же, родила она с перепугу прямо на берегу. Бабка Анюта еле подоспела принять ребеночка...

— Да-а, — Евдоша покачала головой и снова, подойдя к столу, начала резать хлеб.

Чуть заметно кивнув Лешке, Глуша направилась к двери.

— Прощайте. Побегу я, а то Илья пошел запрягать, — и она снова кивнула Матросу.

Он пошел следом за ней.

В сенях, дергая ловца за пуговицы телогрейки, Глуша тревожно выспрашивала его о Дмитрии:

— Как он попал к батяше? Что с ним? Живой ли? Расскажи, Леша...

Переступая с ноги на ногу, Матрос светился доверчивой улыбкой.

— Батька твой с маяка встретил нас с Костей, — начал рассказывать он, пристально заглядывая в ее черные, округлые глаза. — Встретил и сказал: «Пусть Глуша ко мне приезжает». А потом, старый чертяка, на ухо Косте шепнул: Митька, слышь, больной у него лежит...

— Больной? — взволнованно переспросила Глуша.

— Больной, говорит. Костя мне об этом рассказал... — И Лешка вплотную подошел к рыбачке...

Она легонько отстранила его.

Лешка отступил, обиженно опуская голову.

— Э-эх, ты... — горько сказал он. — Не хочешь пожалеть меня. Я ли не суженый тебе?.. Не ездила бы ты лучше на маяк. Охота поговорить мне с тобой напрямик, с глазу на глаз. Довольно тебе мучиться с Мотькой, и Митрия бросить надо... Э-эх, пожалела бы ты меня! И зажили бы мы с тобою по-законному. Да и дела в поселке должны вот-вот развернуться жаркие. Сейчас с Андрей Палычем говорили, газету читали.

Глуша пожала плечами, направляясь к дверям.

Матрос, всегда веселый и речистый, сразу опечалился и затих.

Выбежав во двор, Глуша громко сказала ему:

— Приеду с маяка, тогда и поговорим, — и, посмеиваясь, она прищурила глаза.

Лешка встрепенулся.

— Ладно... — он снова нахмурился, огорченный и тоскующий.

Распахнув калитку, Глуша спросила его:

— А про Ваську батяша ничего не говорил?

— Нет... — притихший Лешка стоял в дверях, расслабленно прислонясь к косяку.

Махнув ему рукой, Глуша быстро скрылась за калиткой.

Ловец долго стоял у косяка, жмурясь от яркого, с огоньками, снега. Ему припомнилось, как года полтора тому назад — еще до связи Глуши с Дмитрием — она однажды пожалела его и целый вечер провела с ним... И Лешка после этого стал особенно настойчиво добиваться перед маячником своего суженого, обещанного счастья. Глуша как будто тоже против ничего не имела. Но тут заявился из Красной Армии Дмитрий Казак и перевернул все вверх дном.

Матрос встревоженно, жарко дышал...

Как он вошел в горницу и когда заявился Костя со своей матерью, Лешка не помнил.

Очнулся он только теперь, сидя за столом и жадно глотая пельмени.

Андрей Палыч ел по-обычному молча, медленно.

Евдоша то и дело подкладывала гостям горячие пельмени, подливала бульон.

— Ешьте, ешьте, — приговаривала она. — Ешьте, милые.

Окончательно придя в себя, Лешка чему-то хмуро усмехнулся и, взяв бутылку, налил в стопки водку.

— Выпьемте, что ль! — И он высоко поднял стопку.

— Не могу больше, — скуластая, с узкими щелками глаз, Татьяна Яковлевна отодвинула стопку на середину стола.

— А вы пейте, на нас не смотрите, — и Евдоша снова принялась подкладывать гостям пельмени.

Лешка чокнулся с Андреем Палычем и Костей, рядом с которым сидела Зинаида, и они втроем разом запрокинули головы. На чисто выбритой шее Кости, когда он пил водку, выпирал большой кадык.

— А вы чего не пьете? — обратился Лешка к рыбачкам.

— С нас и того довольно, что выпили, — Татьяна Яковлевна подсела ближе к Евдоше.

Когда Костя заговорил шепотом о чем-то с Зинаидой, рыбачки многозначительно переглянулись и, улыбаясь, потупили взоры.

Евдоша опять и опять потчевала гостей пельменями:

— Кушайте, милые... Кушайте на здоровье... еще подложу...

Первым вышел из-за стола Андрей Палыч. Остановившись у окна, он негромко заговорил:

— Плохи наши дела... Что будем делать дальше, и не знаю... А из беды выкручиваться как-то надо...

Лешка молча свертывал цыгарку. Задумчиво глядя в окно, Андрей Палыч все говорил:

— Беда, большая беда накрыла нас... Выход искать надо...

Ему хотелось сказать очень многое, но речь, как и всегда, у него не ладилась, нужные слова во-время не приходили, — поэтому Андрей Палыч говорил неторопливо, с перерывами.

— Беда... — И он стал медленно прохаживаться по горнице. — Выход искать надо... Выход!..

Рыбачки, поглядывая в сторону Кости и Зинаиды, едва слышно разговаривали.

— А Коляка-то ожил, — шептала Евдоша. — Сказывают, не относ его попортил и не шурган, а вроде Турки подо льдом протащили...

— Слышала, слышала я, — кивала головой Татьяна Яковлевна. Щуря узкие, слегка раскосые глаза, она вдруг тяжело, печально вздохнула: — Где-то теперь наш Вася Сазан... Не дай бог, ежели в открытом море...

И рыбачки, глядя в угол, где висела икона Николы-чудотворца, которого почитали за покровителя ловецкого племени, неторопливо перекрестились.