Моря и годы - [17]

Мы с Николаем Овчинниковым поехали вместе в Москву, благо обоим предстояло одолевать морскую науку в одном училище.

В одном вагоне наших ребят ехало человек двадцать. И почти всю дорогу мы пели. Удивительная сила в пеоне. Даже людей, доселе не знавших друг друга, они сближает. Проще и душевнее становятся взаимоотношения. Рассеивается печаль, грусть…

Когда поезд подкатил к перрону Московского вокзала, мы распрощались со своими попутчиками, как со старыми друзьями…

Мы с Николаем жили в Москве недалеко друг от друга. Он — на углу Арбатской площади, я — у Никитских ворот. Поэтому, условившись с ребятами о завтрашней встрече у коменданта города, вместе с Николаем втиснулись в вагон пятого номера трамвая и укатили на Арбатскую площадь с ее еще булыжной тогда мостовой.

Утром явились в Хамовнический райком комсомола. Когда стали рассказывать о нашем походе вокруг Скандинавии, народу в комнату набилось до отказа. Часа два рассказывали и отвечали на бесчисленные вопросы. И это была не просто беседа, рассказ о занимательном, а самый настоящий отчет комсомольцев перед своей организацией.

Такой обычай впоследствии стал незыблемым правилом. Думаю, безусловно полезно во всех отношениях соблюдение таких правил и в нынешнее время. Комсомолец всегда должен чувствовать свою ответственность за порученное ему организацией дело.

— Молодцы ребята, не подкачали, — сказал нам секретарь райкома. — Все, что сегодня вы нам рассказали, очень интересно. О походе, обо всем увиденном, об отношении норвежских трудящихся, об их жизни, о вашей морской службе нужно союзной и несоюзной молодежи рассказать! Мы ваш отпуск используем с толком: пошлем в комсомольские организации района!

И вот чуть ли не каждый день то вместе, то порознь появлялись мы в различных комсомольских организациях, рассказывали о флотских делах, главным образом, конечно, о первом заграничном походе кораблей Красного Флота.

Однажды прибежал ко мне Николай:

— Володька, слыхал? По радио передавали — в Ленинграде наводнение! Что будем делать?..

— Что делать? Идем в комендатуру сниматься с учета и первым же поездом — в Ленинград.

Пришли к дежурному по Московской комендатуре, протягиваем документы, просим о выезде.

— Чего это вы так рано уезжаете? Вам еще неделю гулять можно.

— Так ведь в Ленинграде наводнение… Поэтому и торопимся.

— Вы что, сговорились, что ли? До вас десятка полтора морячков перебывало, и все на наводнение спешат! Артельный, дружный вы, морячки, народ… Получайте ваши документы! Возьмите вот эти записки: в них сказано, чтобы железнодорожный комендант отправил вас первым же поездом.

Поблагодарив, ушли. Трамваем быстро добрались до Смоленской площади, от которой до Хамовнического райкома рукой подать. Объяснили причину нашего отъезда. Получив одобрение и пожелание успехов в морских делах, забежали домой за вещичками и отправились на вокзал.

В Ленинград приехали, когда большая вода уже ушла.

Едем трамваем по Невскому и не узнаем проспекта: вся деревянная торцовая мостовая, которой так гордились ленинградцы, начисто смыта, только кое-где торчат одинокие шестигранные шашечки… На Морской улице, да и на других, мостовой как не бывало, а грязи хоть отбавляй… На улицах у некоторых домов пожарные машины откачивают воду из подвалов. На домах Невского наводнение оставило свои отметины на высоте более метра, а в прилегающих к Неве районах, особенно на Васильевском острове, и того выше. На правом берегу Невы, у моста лейтенанта Шмидта, наводнением была выброшена на сушу баржа. Подвалы, многие магазины, склады залиты. В некоторых местах, там, где вода наделала больших бед, работали многочисленные группы рабочих, студентов, красноармейцев и краснофлотцев. На набережной Васильевского острова местами совсем размыло булыжную мостовую.

С волнением подходим к парадному подъезду огромного здания с башней для наблюдения за светилами и сигнальной мачтой. Что-то ждет нас впереди? Как пойдут дела? Стараясь справиться с тревожными мыслями, входим в храм морских наук…

Явились к дежурному по училищу, доложили как положено, сдали свои предписания.

— Рассыльный! Проведите прибывших курсантов в переходящую роту на санитарную обработку.

В роте дежурный провел в спальное помещение с красивыми железными кроватями.

— Устраивайтесь. Занимайте пока свободные койки. Когда соберется весь курс, расселитесь повзводно. Через полчаса в баталерке получите новое обмундирование, которое уложите в рундучном помещении, а мыло и прочую мелочь, как и книги, спрячете в конторках. Ясно? Не ясно, что такое конторки? Это столы для занятий со скошенными верхними крышками. Уразумели? Действуйте!

В спальне каждый выбрал себе кровать. Мы с Николаем оказались рядом. Перелыгин — через две койки. В «подготовиловке» мы спали на тюфяках, набитых стружками, в лучшем случае соломой. Здесь же настоящие волосяные матрацы, койки с пружинными сетками. Ляжешь, что в люльку, — вставать неохота. У каждой койки табуретка с белой холщовой рубашкой. Зачем нам нужны рубашки, когда мы носим тельняшки?! Поживем — увидим. В положенное время получили всю экипировку, разместили ее, как нам указал дежурный.