Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска - [14]

– Отнесите ему, – сказал он. – Это лучшее лекарство при его болезни.

Со двора донесся стук копыт.

– Вот наконец и мастер Лайонел, – сказал слуга.

– Да, это, без сомнения, он, – согласился сэр Оливер. – Вы можете идти. Здесь есть все, что ему понадобится.

Сэр Оливер хотел удалить Николаса из столовой до того, как появится Лайонел, поскольку был твердо намерен отчитать брата за его глупые выходки. По зрелом размышлении сэр Оливер пришел к заключению о необходимости такого выговора, тем более настоятельной в связи с его скорым отъездом из Пенарроу. Старший брат решил не щадить младшего для его же блага.

Сэр Оливер залпом выпил глинтвейн, и, когда он ставил кружку на стол, снаружи послышались шаги Лайонела. Затем дверь распахнулась, и Лайонел остановился на пороге, в смятении глядя на брата.

– Итак… – начал сэр Оливер, оборачиваясь к брату, и тут же замолк. Картина, представшая его взору, остановила готовые сорваться с его губ упреки; более того – он мгновенно забыл о них. – Лайонел! – задыхаясь, крикнул сэр Оливер, вскакивая.

Лайонел, шатаясь, вошел в комнату, закрыл за собой дверь и задвинул один из болтов. Потом, прислонясь к двери спиной, обратил к брату лицо. Он был смертельно бледен, и под глазами у него расплылись большие темные круги. Правую руку без перчатки он прижимал к боку; рука была залита кровью, которая просачивалась между пальцами, капала на пол. На правой стороне желтого колета расползлось темное пятно, происхождение которого не представляло загадки для сэра Оливера.

– Боже мой! – воскликнул он, подбегая к брату. – Что случилось, Лал? Кто это сделал?

– Питер Годолфин, – со странной усмешкой ответил Лайонел.

Ни слова не произнес на это сэр Оливер, лишь заскрежетал зубами и с такой силой сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони. Затем, обняв юношу, который после Розамунды был самым дорогим для него существом, помог ему подойти к огню. Лайонел упал на стул, где только что сидел сэр Оливер.

– Какая у вас рана, мой мальчик? Клинок вошел глубоко? – почти с ужасом спросил он.

– Пустяки, рана поверхностная. Но я потерял очень много крови. Думал, что истеку кровью, прежде чем доберусь до дому.

С поспешностью, выдававшей его страх, Оливер выхватил кинжал, разрезал колет и рубашку и обнажил белое тело юноши. Быстро осмотрев его, сэр Оливер вздохнул свободней.

– Вы – сущий ребенок, Лал, – с облегчением сказал он. – Разве можно продолжать путь, даже не подумав остановить кровь, и из-за пустячной раны так много ее потерять, даром что это испорченная кровь Тресиллианов. – И после пережитого ужаса облегчение его было столь велико, что он рассмеялся. – Посидите здесь, пока я позову Николаса помочь мне перевязать вашу рану.

– Нет! Нет! – с испугом воскликнул юноша и схватил брата за рукав. – Ник не должен ничего знать. Никто не должен знать, иначе я погиб.

Сэр Оливер с изумлением посмотрел на брата. На губах Лайонела вновь появилась странная судорожная усмешка, и на этот раз в ней читался явный испуг.

– Я с лихвой отплатил за то, что получил. К этому часу мастер Годолфин стал таким же холодным, как снег, на котором я его оставил.

Увидев внезапно застывший взгляд и на глазах бледнеющее лицо брата, Лайонел почувствовал, что ему становится не по себе. Почти бессознательно разглядывал он темно-розовый шрам, разгоравшийся тем ярче, чем бледнее становилось лицо сэра Оливера. Но, будучи слишком занят собой, он даже не подумал выяснить, откуда взялся этот шрам.

– Что вы хотите сказать? – наконец глухо спросил сэр Оливер.

Взгляд сэра Оливера становился все страшнее; и Лайонел, не в состоянии более выдержать его, опустил глаза.

– Он это заслужил, – почти огрызнулся Лайонел в ответ на упрек, читавшийся в каждом мускуле статной фигуры сэра Оливера. – Я предупреждал его не попадаться мне на дороге. Но нынче вечером… Мне кажется, им овладело безумие. Он оскорбил меня, Нол. Он говорил такое, что не в человеческих силах было стерпеть, и… – Он пожал плечами и замолчал.

– Ну, полно, – тихо сказал сэр Оливер. – Прежде всего займемся вашей раной.

– Не зовите Ника, – быстро проговорил Лайонел с мольбой в голосе. – Как вы не понимаете, Нол? – И в ответ на вопросительный взгляд брата объяснил: – Неужели вы не поняли, что мы дрались почти в полной темноте и без свидетелей? Это… – он глотнул воздуха, – это назовут убийством, хотя у нас был поединок. Если узнают, что именно я… – Он задрожал, в его глазах, обращенных на брата, появилось что-то дикое, рот подергивался.

– Понимаю, – произнес сэр Оливер, которому наконец все стало ясно, и горько добавил: – Вы безумец!

– У меня не было выбора, – с жаром возразил Лайонел. – Он пошел на меня с обнаженной шпагой. Право, мне кажется, он был пьян. Я предупредил его, что ждет того из нас, кто останется в живых, но он заявил, чтобы я не утруждал себя опасениями на его счет. Он наговорил столько гнусностей обо мне, о вас и обо всех, кто когда-либо носил наше имя… Он ударил меня шпагой плашмя и пригрозил заколоть на месте, если я не стану защищаться. Разве у меня был какой-нибудь выбор? Я не хотел убивать его! Бог мне свидетель, не хотел, Нол!