Морской ястреб. Фаворит короля - [85]

У левого борта одиноко стоял Сакр аль-Бар в роскошном кафтане и тюрбане из серебряной парчи. Он задумчиво смотрел на тающий вдали Алжир. Город уже казался всего лишь нагромождением белых кубиков, взбирающихся по склону холма, залитого яркими лучами солнца.

Некоторое время Асад из-под нависших бровей молча наблюдал за корсаром, затем окликнул его. Сакр аль-Бар немедленно повиновался и, подойдя к паше, почтительно склонился перед ним.

— Не думай, Сакр аль-Бар, — заговорил паша, — что я держу на тебя обиду за случившееся прошлой ночью и что поэтому я здесь. У меня есть долг, которым я пренебрегал, — долг перед Марзаком, и пусть с опозданием, но я решил исполнить его.

Асад как будто извинялся, и Марзаку, разумеется, не понравились ни слова отца, ни его тон. «Почему, — размышлял он, — этот свирепый старик, заставивший весь христианский мир трепетать при одном звуке своего имени, всегда так мягок и уступчив с этим дюжим надменным отступником?»

Сакр аль-Бар церемонно поклонился.

— Господин мой, — сказал он, — мне не пристало подвергать сомнению твои решения и расспрашивать тебя об их причинах. Мне достаточно знать твои желания. Они — для меня закон.

— Вот как? — ядовито спросил Асад. — Твои поступки едва ли согласуются с такими уверениями. — Паша вздохнул. — Твой брак, лишивший меня франкской невольницы, причинил мне жестокую боль. Но я уважаю его, как и подобает доброму мусульманину, уважаю, несмотря на то, что он незаконен. Но — хватит об этом! Мы снова вышли в море, чтобы сокрушить «Испанца». Так пусть же взаимные обиды и неприязнь не омрачают нашей славной цели.

— Да будет так, господин мой, — покорно согласился Сакр аль-Бар. — Я уже начал бояться…

— Перестань! — прервал его паша. — Ты никогда и ничего не боялся, потому-то я и полюбил тебя, как сына.

Марзака отнюдь не устраивало такое досадное проявление слабости, тем более что за ним могли последовать слова примирения. Прежде чем Сакр аль-Бар успел ответить, юноша вмешался в разговор.

— Как собирается твоя жена коротать время в отсутствие супруга? — коварно спросил он.

— Я слишком мало общался с женщинами, чтобы ответить на твой вопрос.

В ответе корсара Марзаку почудился намёк, он нахмурился, но не отступил.

— Я сочувствую тебе — рабу долга, вынужденному столь скоро бежать её нежных объятий. Где ты поместил её, о капитан?

— А где должен мусульманин поместить свою жену, кроме своего дома, как то предписано Пророком.

Марзак усмехнулся.

— Не скрою, я восхищаюсь, с какой стойкостью ты покинул её.

Асад заметил усмешку сына и вопросительно посмотрел на него.

— Чему же здесь удивляться, если благочестивый мусульманин приносит удовольствия в жертву вере?

Укоризненный тон паши не смутил Марзака. Он грациозно потянулся на подушках и поджал под себя ногу.

— Внешние проявления ещё не доказывают подлинного благочестия, о отец мой, — заметил он.

— Ни слова больше! — громовым голосом объявил паша. — Придержи язык, Марзак, и да пошлёт всемудрый Аллах удачу этому плаванию, да умножит он наши силы для сокрушения неверных — тех, кому не суждено вдохнуть ароматы райских кущей.

— Да будет так, — повторил Сакр аль-Бар, хотя вопросы Марзака несколько насторожили его. Что скрывалось за ними? Праздное желание помучить его и оживить в душе Асада память о Розамунде? Или мальчишка действительно что-нибудь знает?

Вскоре опасения корсара усилились. Когда в полдень того же дня, облокотясь на поручни юта, он лениво наблюдал за раздачей рабам пищи, к нему подошёл Марзак. Несколько минут он стоял рядом с Сакр аль-Баром и смотрел, как Виджителло и его подручные, переходя от скамьи к скамье, выдавали гребцам сухари и сушёные финики и подносили к их губам миски с водой, смешанной с уксусом и несколькими каплями растительного масла. Порции были более чем скудные — на сытый желудок гребцы вяло работают вёслами. Затем, повернувшись к Сакр аль-Бару, Марзак показал на большую корзину из пальмовых листьев, стоявшую под грот-мачтой, у бочонков с порохом.

— По-моему, корзина стоит не на месте, — сказал он. — Не лучше ли снести её в трюм, где она не будет мешать во время сражения?

У Сакр аль-Бара сжалось сердце. Он знал, что Марзак слышал, как он сперва — до того, как Асад объявил о своём намерении участвовать в походе, — распорядился отнести корзину в каюту на корме. Он понимал, что это могло вызвать подозрения, или, скорее, зная о содержимом корзины, опасался подозрения. Как бы то ни было, он обернулся к Марзаку и высокомерно улыбнулся.

— Если я не ошибаюсь, Марзак, ты отправился с нами юнгой?

— Так что из того? — спросил юноша.

— А то, что тебе следовало бы довольствоваться возможностью смотреть и учиться. Чего доброго, ты скоро станешь учить меня бросать абордажные крючья и вести сражение.

Сакр аль-Бар показал на видневшуюся вдали тёмную, подёрнутую дымкой полосу, к которой они быстро приближались.

— Вон там, — сказал он, — Балеарские острова. Мы хорошо идём.

Это замечание преследовало только одну цель: сменить тему разговора, однако сам по себе факт, к которому корсар привлёк внимание Марзака, весьма примечателен и заслуживает хотя бы краткого разъяснения. На всём Средиземном море не было более быстроходного судна, чем галеас Сакр аль-Бара, шёл ли он под парусами или на вёслах. Вот и сейчас, подгоняемый ветром, он нёсся вперёд, и его хорошо смазанный жиром киль скользил по лёгким волнам.