Морской ястреб. Фаворит короля - [20]

Домой сэр Оливер возвращался в приподнятом настроении: пергамент, выданный судьёй, мог сослужить ему верную службу в будущем. Придёт время, и он покажет его сэру Джону Киллигрю и Розамунде. Возможно, ещё не всё потеряно.

Глава 6 ДЖАСПЕР ЛИ

Если наступившее Рождество принесло скорбь в Годолфин-Корт, то не более весёлым было оно и в Пенарроу.

Сэр Оливер стал угрюм и молчалив. Он часами сидел у камина, устремив взгляд в огонь, вновь и вновь перебирая в памяти все подробности последней встречи с Розамундой. Он то негодовал на неё за лёгкость, с какой она поверила в его виновность, то почти прощал свою возлюбленную, с грустью вспоминая, сколь серьёзны были представленные против него улики.

Сводный брат сэра Оливера тихо бродил по дому, стараясь никому не попадаться на глаза, и не решался нарушить его задумчивое уединение. Он хорошо знал, какие невесёлые мысли тревожат брата: ему было известно, что произошло в Годолфин-Корте и что Розамунда навсегда отказала Оливеру, Сердце Лайонела обливалось кровью при мысли о том, что свою тяжёлую ношу он переложил на плечи брата.

Душевные муки Лайонела были столь велики, что однажды вечером он не выдержал и, войдя в полутёмную столовую, единственным освещением которой служил огонь, пылавший в камине, заговорил с Оливером.

— Нол, — начал Лайонел, подходя к брату и кладя руку ему на плечо, — может быть, лучше рассказать правду?

Сэр Оливер поднял голову и нахмурился.

— Вы с ума сошли! Правда приведёт вас на виселицу, Лал.

— Может быть, и не приведёт. Во всяком случае, ваши страдания страшнее любой виселицы. Всю неделю я наблюдал за вами и знаю, какую боль вы испытываете. Это несправедливо. Лучше сказать всю правду.

Сэр Оливер грустно усмехнулся и взял брата за руку.

— Такое предложение говорит о вашем благородстве, Лал.

— Оно не идёт ни в какое сравнение с вашим благородством — ведь вы безвинно страдаете за поступок, который совершил я, а не вы.

— Пустое! — Сэр Оливер нетерпеливо пожал плечами и посмотрел на пылавший в камине огонь. — По крайней мере, я в любую минуту могу прекратить эти страдания.

Последняя фраза Оливера прозвучала так резко и цинично, что Лайонел похолодел. Довольно долго он стоял молча, обдумывая её смысл и стараясь разгадать скрытую в ней загадку. Он даже подумал напрямик просить брата объяснить, что тот имел в виду, но ему не хватило мужества. Он боялся услышать от Оливера подтверждение своей страшной догадки.

Вскоре Лайонел покинул брата и отправился спать. С того вечера слова сэра Оливера «я в любую минуту могу прекратить эти страдания» неотступно преследовали молодого человека. В нём росло убеждение, что брата поддерживает сознание того, что он может легко оправдаться, — достаточно назвать имя истинного убийцы. Именно так, по его мнению, следовало понимать фразу Оливера. Лайонел не допускал мысли, что Оливер заговорит, напротив, он был абсолютно уверен, что тот не собирается облегчить своё положение подобным способом. Однако Оливер может и передумать. Тяжкая ноша, принятая им на себя, может стать ему не по силам, страсть к Розамунде — слишком настойчивой, страдание при мысли, что она считает его убийцей брата, — слишком невыносимым. Лайонел содрогался, думая о том, какие последствия это может иметь для него. Страх заставил его заглянуть в собственную душу, и он понял, насколько неискренним было его предложение рассказать правду; понял, что сделал его под влиянием минутного порыва, в котором, в случае согласия Оливера, стал бы горько раскаиваться. И у него невольно мелькнула мысль: ведь если сам он испытал прилив чувств, способных предательски извратить его истинные стремления, то разве другие не подвержены тому же? Разве Оливер не может пасть жертвой такой душевной бури, не может решить на пределе отчаяния, что его ноша слишком тяжела, и сбросить её?

Лайонел старался убедить себя, что его брат — человек сильной воли и никогда не теряет самообладания. И тут же возражал себе, что прошлое не является гарантией будущего; выносливости даже самого сильного человека положен предел, и отнюдь не исключено, что настоящий случай — как раз тот самый, когда выносливость Оливера иссякнет. Что будет с ним, если это случится? Ответ на этот вопрос рисовал картину, задумываться над которой у Лайонела не было сил. Если бы он сразу сказал всю правду, то опасность предстать пред судом и понести самое страшное наказание из всех, предусмотренных законом, была бы не столь велика. По свежим следам его рассказ о случившемся выслушали бы с должным вниманием, так как все считали его человеком чести, чьё слово имеет определённый вес. Теперь же ему никто не поверит. Из-за долгого молчания и того, что он позволил несправедливо обвинить брата, его признают бесчестным трусом и объяснят его действия отсутствием доводов для защиты. Мало того, что его безоговорочно осудят, но осудят с позором. Все порядочные люди станут презирать его и никто не прольёт над ним ни одной слезы.

Так Лайонел пришёл к страшному заключению, что, пытаясь выгородить себя он ещё больше запутался. Если Оливер заговорит — он погиб. И вновь перед ним встал навязчивый вопрос: можно ли быть уверенным в молчании Оливера?