Морской дьявол - [14]

И, помолчав, спросила:

— А что ж ты там, на олимпиаде, к врачу не обратился? Тут и делов–то пустяк. У меня еще и не так болел, а массажистка живо на место поставила. Только вот лежать после этого неприятно. Лежи и не двигайся. Всякая порушенная ткань в нашем теле два часа срастается.

— Да откуда ты все это знаешь, пичужка маленькая?

— Знаю. А ты меня пичужкой не называй. Это на вид я кажусь девчонкой, а в душе–то я давно взрослая.

— Ладно, ладно — взрослая. Принимаю тебя в свою компанию. Только ты побольше мучного ешь и сладкого, чтобы в тело поскорее войти. Ты и сейчас хорошенькая девчонка, глаза у тебя вон какие — синим огнем горят! И носик, и ямочки на щеках. А тогда–то от женихов и совсем отбоя не будет.

— Ну, вот — и ты туда же: телом жидкая. У нас в балете говорят: «Фактуры нет». А танцор один — с Украины он, — про таких, как я, еще лучше сказал: «Ни рожи, ни кожи».

— Там, на Украине, еще и не так скажут.

Руслан осекся и отвел в сторону глаза. А Мария, видя, что он не хочет продолжать, тронула его за плечо:

— Скажи уж… как там в Хохляндии говорят.

Повернул к ней голову, сверкнул озорными глазами:

— Про таких… тоненьких — не знаю, а про толстенькую девицу, — ну, такую, словно пышка сдобная, хохол деревенский скажет: «Берешь в руки, маешь вещь».

Машенька задумалась, а потом согласилась:

— Ну, вот — и там понимают, что такое справная девица. А я что бы ни ела — веса не прибавляю. Не в коня корм.

— Подожди немного, — подбодрил Руслан. — Дай мне вылежать три–четыре часа. Я тогда за тебя возьмусь. Буду таскать по ресторанам и кормить как на убой. И уже в этом году снова тебя в балетный класс отведу. Мы с тобой еще покажем… Всех улановых затмим.

Три дня ждали Зураба, ушедшего на разведку. А когда он пришел, всем стало не по себе. Армейский министр, у которого был Зураб, сказал:

— Военная техника? Из России? Тут и говорить не о чем. Новая власть в России словно с ума сошла. Все контракты сама рушит. Как у вас говорят, «И сам не ам, и другим не дам».

Зураб, конечно, говорил другие слова, но Барсов понял их именно так. Не думал не гадал он, что все чиновники российские так единодушны в своем стремлении остановить, а затем и разрушить военно–промышленный комплекс. И решил он посетить российского посла. Надеялся хоть в нем обрести союзника.

На автобусе отправился в столицу.

Часа полтора Барсова выдерживали в приемной, затем двухстворчатая дверь растворилась и референт сказал:

— Господин посол приглашает вас.

Комната, в которую вошел Барсов, менее всего походила на служебный кабинет; скорее, это была небольшая зала с яйцевидными окнами, расписанными цветной мозаикой. За маленьким столом, напоминавшим журнальный, сидел мужчина лет пятидесяти, важный, строгий, с хорошо уложенными седыми волосами. Слегка поклонился, показал Барсову на кресло. Фамилия посла была характерно русской, как и у его начальника министра иностранных дел России, и у заместителя министра, и у многих других высших чиновников нашего иностранного ведомства. Но Барсов, опускаясь в кресло в некотором отдалении от стола, обратил внимание на сходство физиономий посла и министра, и многих других чиновников: все они имели вид неопределенной национальности. Глаза у них выпуклые, беспокойные и подолгу не задерживались на одном месте; они плавали и куда–то ускользали. И на лицах не было какого–нибудь серьезного выражения; лица у них тоже были неопределенные, лишенные всякой воли и наличия цели. Таких людей он в недавние советские времена во множестве встречал в своем министерстве и в Промышленном отделе Центрального комитета партии. О них ему одни говорили: это — полуевреи, другие называли их «черненькими русскими». Они обыкновенно слушали, а если чего и обещали, то обещаний своих никогда не выполняли.

Все эти мысли промелькнули в голове быстро, в те несколько секунд, пока он опускался в предложенное ему кресло.

Посол тоже умел слушать собеседника. Он даже покачивал головой в знак того, что будто бы и соглашается со всем, что ему говорят. Когда же Барсов закончил, посол долго еще приглядывался к посетителю и как–то болезненно щурил левый глаз, и поднимал голову вверх, будто его кто–то невидимый тянул за ухо, и — ничего не говорил. Но потом сказал. И, как следовало от него ожидать, нечто такое, что не поддавалось осмыслению:

— Вы приехали в страну древнего востока. Восток, Восток — сплошные сказки Шехерезады.

Барсов решил четче обозначить свою задачу:

— Хочу возобновить прежние связи с военным ведомством. У нас есть много машин, которые их интересовали. Есть самолет — на нем мы прилетели. Если вы пожелаете, можно его осмотреть.

Посол ближе подошел к теме разговора: он назвал семь фамилий в правительстве России, которые решают вопросы внешнеэкономических связей. И с оттенком непонятной гордости заключил:

— Нужно согласие всех этих лиц. Если хоть один из них будет против — контракта не заключить.

Барсов приуныл: пять фамилий из названных семи он знал. Именно они приложили все усилия к развалу питерских заводов. И, словно бы в награду за эту доблесть, получили затем высокие должности в правительстве Ельцина.