Морское братство - [72]

Охватив плечи Бекренева и пригибаясь вплотную к его уху, Николай Ильич прокричал свои соображения.

Бекренев слушал, закусив губы, с выражением обиды. Конечно, он и сам все это знал, но положился на артиллерийского офицера и мичмана Кийко. Подвели. Теперь Неделяев натянет нос и будет с месяц хвастать, как у него все ловко делалось, а на «Упорном» в шторм пытались подать буксир по-рейдовому.

Обрывки слов долетали к Сенцову, и он решил спуститься на ют. На трапах ветер бил в спину, и двигаться было сносно, но, дойдя до шкафута, он невольно отступил.

Впереди бурлили водовороты, и только штормовой леер изредка выходил из волны, указывая, что здесь не пучина моря, а палуба корабля.

Сенцов встретился с Ковалевым.

— Путешествие здесь может быть с приключениями, — прокричал он.

Ковалев, приложив ко рту ладони рупором, гудел:

— И не ходите! Команда отдыхает, пока снова не подойдем.

В тесном проходе к каютам офицерского состава и умывальникам, у двери в ленинскую комнату, отбивали чечетку промерзшие матросы. По рукам путешествовал объемистый кисет, и теплый махорочный дымок одолевал соленый запах воздуха, наполненного мельчайшими брызгами воды.

Сенцову показалось, что в обращении старшины к нему звучит некоторая снисходительность опытного моряка к береговику. Захотелось проявить свою морскую умелость. Но транспорт был действительно далеко, и гребни огромных водяных гор часто совсем закрывали его высокий борт. Капитан-лейтенант вошел в коридор. Занавеска из штурманской каюты была отдернута, и оттуда доносился свист с всхрапыванием Кулешова. Штурман спал на спине, в толстой канадке, спустив с головы капюшон. У него хватило сил снять лишь резиновые сапоги, и они катались теперь вместе с транспортиром в лужице воды. Грохот волн в каюте отдавался ощутимее, чем наверху. После каждого удара казалось, корабль протаранен и разламывается на части. Но к Кулешову никакие звуки не доходили. Сон после тяжелой вахты владел им безраздельно.

Сенцов пошел дальше. И в других каютах был такой же беспорядок и так же, не раздевшись, спали мертвым сном свободные от вахты офицеры.

В кают-компании перевернутые и связанные кресла порвали путы, но, стиснутые между колоннами пилерсов, скопом, с глухим шумом ползали на узком пространстве. Чугунная статуэтка девушки со светочем в обнаженной руке, которую приобрел для кают-компании еще Долганов, лежала ничком, закутанная во флагдук, и рука ее сиротливо взывала о помощи. Сенцов подошел к барографу: давление продолжало резко падать. На такой низкой шкале Сенцову еще никогда не приходилось видеть перо барографа, и он подумал, что корабль, наверное, в самом центре циклона. Потом его поманило лечь на широкий кожаный диван. Он поспешил избавиться от соблазна и, подавляя зевок, вернулся на палубу.

Транспорт теперь дрейфовал с другого борта. К нему подходил «Умный» и что-то сообщал прожектором. Глядя на «Умный», можно было представить себе, как выглядит «Упорный». Над водой выступали только мостик, широкая труба и надстройки. Торпедные аппараты, носовые и кормовые орудия были в клокочущей пене.

Часть отдыхавших артиллеристов начала пробираться по шкафуту на ют, и Сенцов решил идти с ними до энергопоста. Он ухватился за штормовой леер и побежал, пользуясь минутой, когда волна отхлынула с подветренного борта. Но на середине пути встала темно-зеленая стена воды, холодный гребень выгнулся над людьми, и Сенцов, не успев даже втянуть голову в плечи, очутился под водой. Стремительный напор оторвал его ноги от палубы, швырнул вверх, с размаху бросил на переборку и перевернул вниз головой, так как Сенцов не хотел выпустить троса. Отплевываясь от горькой воды, поддержанный чьей-то товарищеской рукой, он, наконец, стал на ноги. Вода схлынула. Можно было продолжать бег к спасительной рубке механика.

Несмотря на то, что дверь от энергопоста открывалась прямо на палубу, здесь было тепло и сухо, и мокрый Сенцов смущенно остановился за комингсом.

— Хотите картошки? Чаю? Ничего не хотите? Тогда сушитесь!

Механик спустил ноги с дивана, очищая для гостя место перед электрической грелкой, и забрюзжал;

— Долго еще эта чертова канитель будет длиться? Хоть бы уж взяли посудину и пошли вперед. Маневровые машинисты с ног валятся. Смотрите, — он показал на светящиеся в панелях зеленые, белые и красные кружки, — какое рабочее напряжение. Почти без резерва работаем. А если еще пар сядет?

— Авось не сядет, — обнадежил Сенцов.

— Хм… Если паропроводные трубки потекут, на такой качке не легко будет заглушины ставить. Машинисты и так изжарились. Ну, конечно, там на мостике знают одно — мы с «Упорного».

— Это же ваша любимая присказка, механик: «Мы — с «Упорного».

Офицер опять хмыкнул и обмяк.

— Моя. И никто, кроме БЧ-пять,[5] не имеет на нее прав. Мои лошади везут. Но…

Он пригнулся и сказал шепотом, хотя они были в посту одни:

— Ежели провозимся сутки, нам не хватит топлива до ближайшей базы. По примеру неких умников жечь в котлах мебель и книги? Решетом воду носить?

— Справимся скорее. Еще час-другой — и заведем буксиры. Стыдно, двум миноносцам не управиться.

— А про шторм забыли? — чуть ли не с торжеством сказал механик. — За всю службу я в таком шторме третий раз. Первый раз, когда на поиски папанинской льдины ходили, второй — рыбаков на траулерах выручали, и вот — третий. Да этот, пожалуй, чище. Обыкновенный шторм на все голоса поет, а этот — который час уже — тянет одну волчью ноту без передышки. Одна у меня надежда, что на «Ангаре» механики исправят повреждения.