Морские волки Гитлера. Подводный флот Германии в период Второй мировой войны - [19]

Как и в Первую мировую войну, пропагандистская шумиха, устроенная в связи с достижениями наиболее отличившихся подводников, была использована для разжигания военного психоза и пробуждения у командиров и экипажей остальных субмарин наступательного духа. От них требовали «добиться наивысших показателей». «Рекордсменов», как правило, награждали Рыцарским крестом.

Первым рекордную цифру в 100 000 тонн превысил капитан-лейтенант Шульце. За ним последовали Хартман и Ролльман. Кавалеры Рыцарского креста по традиции принадлежали к «элите нации» и уже поэтому резко выделялись среди остальной откровенно презираемой нацистскими идеологами «людской массы». Но можно ли говорить о «доблестных рыцарях-подводниках», когда этот крест был также вручен Лемпу?

Ради получения одной из высших наград рейха командиры субмарин не щадили ни себя, ни подчиненных. Зачастую они доводили их до полного изнеможения. Ведь вахту приходилось нести и в лютый холод и в сильный шторм.

Вахтенный механик перевел пусковой рычаг на полные обороты, взревела корабельная машина, за кормой бешено завертелись лопасти гребного винта, и буксир медленно двинулся вдоль пирса Кильского порта, разламывая ударами корпуса ледяное поле на множество сразу же уносимых в море кусков. Пробившись к одиноко стоявшей у причала субмарине, он подцепил ее и потащил в сторону Хольтенау. На протяжении всего перехода по Северному каналу из-за адского шума, вызванного грохотом раскалывающихся льдин, с лязгом и скрежетом трущихся о борта лодки, и непрерывных гудков буксира члены экипажа совершенно не слышали друг друга и изъяснялись в основном жестами.

На подходе к расположенному в устье Эльбы Брюнсбюттелю лодку заперли в шлюз, потом приподняли и выпустили прямо в открытое море, где на нее немедленно обрушились гигантские волны. Они так круто заваливали субмарину на бок, что порой казалось, будто она уже никогда не вернется в прежнее положение. Форштевень упорно разрубал бурлящие пенистые валы, иногда, как футбольный мяч, швырявшие лодку из стороны в сторону. Термометр показывал десять градусов ниже нуля.

Непрекращающаяся буря вынудила командира переждать непогоду в Гельголанде. Подводники по старинке называли эту военно-морскую базу «скалой, наполненной горючим».

Через два дня шторм несколько ослаб, и лодка в экономичном режиме под рев волн и завывание ветра двинулась в свою операционную зону. Кренясь с борта на борт и натужно скрипя корпусом, веретенообразная стальная махина медленно продвигалась к цели. Заметно потеплело, и столбик на термометре поднялся до трех градусов ниже нуля, однако рубка, палуба, орудие и нити антенн по-прежнему покрывались ледяной коркой. Свободные от вахты матросы упорно сбивали ее топорами, молотками и гаечными ключами. В конце концов командир понял, что нужно просто регулярно уходить на перископную глубину и тогда встречные водяные потоки полностью смоют лед. Через несколько дней мучительного плавания субмарина вышла за заданную позицию к северо-западу от побережья Шотландии.

Атлантика словно ошалела от шквальных ветров и внезапно обрушившегося на нее снегопада. Но уже чувствовалось смягчающее влияние Гольфстрима. Несколько дней лодка безрезультатно крейсировала в бушующем море. Наконец сигнальщик прохрипел сдавленным голосом:

— Слева по борту дымок!

Стремительно взлетая на волнах и лихо накреняясь, лодка ринулась вперед. Однако расстояние между ней и вражеским судном почти не уменьшалось. У привязанного страховочным линем к перископной тумбе сигнальщика лицо опухло от режущих ударов ветра, глаза покраснели, борода и брови были усеяны льдинками. 88-миллиметровое орудие фактически превратилось в пузырчатый кусок льда. Но командир наотрез отказался хотя бы раз уйти под воду для оттаивания корпуса. Одержимый честолюбием, он хотел как можно скорее выйти на дистанцию огня.

Наконец настал желанный для него миг. Субмарина скрылась под белыми гребнями волн, мотор бесшумно подал наверх перископ. Командир откинул эбонитовые рукоятки наведения и не поверил своим глазам. Сквозь мутную пелену брызг и серо-зеленой накипи отчетливо просматривались два грузовых судна общим водоизмещением приблизительно 1400 тонн. Впереди между белопенными валами раскачивался на бортовой волне сторожевой корабль. Командир приказал немедленно убрать перископ.

— Дьявольщина! — негромко выругался он. — Выходит, нам придется атаковать их средь бела дня. А лодку каждую секунду швыряет то вверх, то вниз. Нас и слепой заметит.

Но желание попасть в число «рекордсменов» возобладало, и командир, помедлив минуту-другую, скомандовал:

— Боевая тревога!

В пересечении нитей прицела оказался самый большой транспорт. Расстояние до него пока еще превышало 400 метров. На всякий случай командир велел приготовить к стрельбе два аппарата.

— Залп… с интервалом в четыре секунды!

— Первая вышла!

— Вторая вышла!

— Ныряем! — крикнул инженер-механик, и все, кто мог, бросились в носовую часть для придания ей дифферента. Прошло несколько секунд. Командир покосился на стрелки приборов. Неужели промахнулись? Или торпеды опять застряли в аппаратах. Внезапно послышался режущий уши шум винтов, и «Асдик» своими «дьявольскими коготками» начал скрестись в борта лодки. От мерного постукивания по корпусу сердца членов экипажа сжимались в предчувствии гибели. Штурман отвел глаза от вращающегося диска эхолота и вопросительно посмотрел на командира.