Морские повести - [3]

Иногда плотный, неторопливый Агеев останавливался и задумчиво притрагивался к марлевой повязке на курчавой голове. Я понимал: он дошел до момента, казавшегося ему секретным… Он вскидывал на Людова свои живые глаза, и тот или чуть заметно кивал или еще незаметней поводил очками. В последнем случае Агеев довольно безболезненно опускал запрещенную часть рассказа. Но капитан чаще кивал, чем делал отрицательный жест.

— Записывайте подробней, потом не пожалеете, — сказал он, увидев, что я перестал писать и стал разминать натруженные пальцы. — Вы помните, — Стендаль, говоря о «Красном и Черном», писал: «Читателя удивит одно обстоятельство — роман этот совсем не роман». То же самое могу сказать и я. Если вы опубликуете свои записи, никто не поверит, что все написанное взято прямо из жизни…

— Да, вы правы! — сказал я, укладывая в полевую сумку последний заполненный блокнот. — Действительно, это готовый роман приключений. В сущности, вы могли бы опубликовать эту вещь сами.

Капитан Людов задумчиво достал из кармана прозрачный портсигар — из тех, на производство которых наши моряки пускали обломки сбитых вражеских самолетов. В портсигаре были не папиросы, а аккуратно уложенные кусочки пиленого сахара. Он предложил кусок мне, другой небрежно отправил в рот. Сахар захрустел на его крепких зубах.

— Дорогой товарищ, я пережил десяток таких романов. Но, знаете ли, кто-то из писателей сказал: «Пережить роман — это еще не значит уметь его написать».

Уже тогда я стал замечать пристрастие Людова к литературным цитатам. И он очень обижался, когда собеседник возражал, что у названного автора нет цитируемой фразы. Во всяком случае, отмечу одно: капитан был начитан глубоко и всесторонне — и не только в области художественной литературы.

— Смотря для кого, — возразил я с некоторым жаром на его последнюю цитату. — Для некоторых написать роман легче, чем пережить хотя бы сотую его долю.

— Я имею в виду хорошие романы, — серьезно сказал Людов. — Так вот, на настоящий роман у меня нет ни времени, ни способностей, а для плохого не стоит стараться. Ведь стараться придется все равно. Кажется, Анатоль Франс писал о распространенном заблуждении, что написать плохой роман легче, чем хороший? «Нет, — говорит он, — и тот и другой написать одинаково трудно: оба требуют одинаковой затраты бумаги и сил…» Но… — он взглянул на меня с легкой улыбкой, — здесь у вас риск минимальный. Материал говорит сам за себя.

Да, пересмотрев недавно свои записки, я не могу не согласиться с капитаном. Материал говорит сам за себя!

И первое, что встает в моем воображении и просится на бумагу, — это поход катера лейтенанта Медведева у берегов Северной Норвегии, поиски вражеских кораблей осенней полярной ночью: первое звено в цепи дальнейших необычайных событий.

ГЛАВА ВТОРАЯ МОРСКАЯ ОХОТА

— Лучше смотреть, Фролов! А то как бы тебе чайка на голову не села! — крикнул Медведев сквозь ветер и опустил мегафон на влажную фанеру рубки.

Сигнальщик Фролов чуть не выронил от удивленья бинокль. Командир шутит в конце неудачного похода, когда катер уже возвращается в базу, а торпеды по-прежнему спокойно лежат на борту. Удивительно, невероятно!

Он покосился на командира. Старший лейтенант Медведев стоял в боевой рубке, как обычно, слегка сгорбившись, надвинув фуражку с эмблемой, потускневшей от водяной пыли, на прямые суровые брови. Сигнальщику показалось, что и лицо командира, похудевшее от бессонницы, выражает скрытую радость. Радость в конце неудачного похода!..

Высокая мутная волна ударила в борт, длинными брызгами обдала лицо, линзы бинокля. Фролов протер линзы, снова тщательно повел биноклем по морю и небу.

Справа до самого горизонта расстилалась зыбкая холмистая пустыня океанской воды. Бинокль скользнул влево — возник голый извилистый берег. Ребристые утесы черными срезами поднимались над водой. Рваной пеной взлетали снеговые фонтаны прибоя.

Океан глухо ревел. Еще белела в небе луна, но уже вставало неяркое полярное солнце. Наливались розовым соком длинные снеговые поля в расселинах горных вершин.

Опять бинокль скользил по волнам. Палуба взлетела и опустилась. Снова брызги ударили в выпуклые стекла, и Фролов протер бинокль меховой рукавицей.

Всю ночь катер плясал по волнам вдоль берегов Северной Норвегии. Сзади бежала светлая водяная дорожка за кормой второго корабля поисковой группы.

Однообразно и грозно гудели моторы. Нестихающий ветер свистел в ушах. Обогнули остроконечный, прикрытый плоским облаком мыс, и палубу качнуло сильнее. Кипящая волна взлетела на бак, разлилась по настилу прозрачной, пенистой пленкой.

Да, Медведев был рад. Он рвался в бой, страстно ненавидел врага, но сейчас испытывал чувство облегчения от того, что не встретил вражеских транспортов. «С торпедами не возвращаться!» Это было боевым лозунгом, делом чести экипажей торпедных катеров. Но длинные золотящиеся смазкой торпеды, как огромные спящие рыбы, лежали в аппаратах по бортам. Катер уже ложился на обратный курс, а Медведев даже позволил себе пошутить, хотя шутил он лишь в минуту душевного спокойствия и подъема!

Он стер с лица горькую влагу неустанно летящих брызг, окинул взглядом свой маленький боевой корабль.