Морские повести - [17]
— Морская душа-то на вас поношена крепко, — пошутил Фролов. Пошутил не очень уверенно: еще чувствовал себя виноватым.
Разведчик не ответил. Кончив есть, вынул из кармана нарядную маленькую трубку, с мундштуком, покрытым множеством однообразных зазубрин, не закуривая, сжал обветренными, жесткими губами.
Остальные закурили. Фролов радушно протянул Агееву свой кожаный, туго набитый кисет.
— Угощайтесь, товарищ старшина. Табачок мировой, до печенок пробирает.
— Не нужно, — отрывисто сказал Агеев.
— Закуривайте, у меня много. Чего зря воздух сосать.
Ему хотелось сойтись с разведчиком. Был немного пристыжен происшествием со спичкой. Но прямо-таки отшатнулся, увидев блеск ярости в белесых зрачках Агеева под смуглым нахмуренным лбом.
— Не приставайте, товарищ краснофлотец, — сказал, будто ударил, разведчик. — Не нужен мне ваш табак. Вы лучше следите, чтобы снова мусор не разбрасывать!
Резко встал, отошел, сося незажженную трубку.
— За что это он так на меня, Вася? — Фролов беспомощно взглянул на Кульбина.
— Не знаю… Может, чем обидел его раньше… — Кульбин тоже был удивлен.
— Да ничем не обидел. Только табачку предложил, уже второй раз. Просто придира и грубиян!
— Одним словом — боцман! — улыбнулся Кульбин. — Это он на тебя, видно, за ту спичку сердится. Боцманы — они все такие. Для них главное — аккуратность.
— Да ом разве боцман?
— Боцман. И на «Тумане» боцманом служил и до этого еще, в дальних плаваньях.
— Так чего ж он на сушу пошел тогда?
— А это уж ты его самого спроси…
Кульбин замолчал. Агеев вернулся, накинув свой протертый на локтях ватник.
— Товарищ командир, придется нам до темноты здесь отдыхать. Только ночь падет, дальше пойдем. Может, соснем пока?
— Отдыхайте, старшина, — сказал Медведев. — Я первым вахту отстою. Потом разбужу вас…
Поверх ватника Агеев завернулся в плащ-палатку, прилег под тенью скалы…
Они отдыхали весь день, а ночью шли тундрой, по лишайникам и мхам. Дул резкий ветер, чавкали болотные кочки, снова ныли плечи под тяжестью оружия и грузов. Пошел мелкий, косой дождь. Все кругом заволокло чернильной темнотой. Четверо шли, скорее угадывая, чем видя друг друга.
— Это для нас самая погода, — услышал Кульбин голос Агеева. — Чем гаже, тем блаже! — Он взглянул на ручной компас, — мелькнуло в темноте и скрылось голубое фосфорное пламя румбов.
— А мы так, вслепую, на немца не напоремся?
— Нет, здесь не напоремся. Я сам, как первый раз по вражьим тылам пошел, удивлялся: что за чудеса! Думал: фронт — это сплошная линия, дзоты да проволока. Ползком крался, из-за каждого камня выстрела ждал. А потом вижу: где нужно ползком, а где и нормально пройти можно. Немцы берег заняли, окрестности просматривают с командных высот, а тундра — она пустая…
Снова светлело небо, становилось травянисто-зеленым на осте, а казалось, пути не будет конца. Было видно, из всех четверых один Агеев идет своим обычным, легким, скользящим шагом. Совсем сгорбился под грузом рации Кульбин, то и дело оступался среди остроконечных скользких камней. Медведев подошел, взялся за чемодан с аккумуляторами.
— Товарищ командир, не нужно, — слабо сопротивлялся радист.
— Не спорьте, Кульбин! — резко сказал Медведев, ухватывая чемодан. В этой излишней вспыльчивости тоже угадывалась большая усталость. — Что, если упадете? Вы сейчас не сами за себя — за рацию отвечаете. Ясно?
— Ясно, товарищ командир, — Кульбин, молчаливый всегда, теперь окончательно потерял вкус к разговору.
— Старики сказывают, товарищ командир, — обернулся к Медведеву Агеев, — не было раньше в этих местах земли, бушевало здесь студеное Мурманское море. И ходили по тому морю разбойничьи чужеземные корабли, грабили мирных рыбаков, их баркасы на дно пускали. И тяжко стало морскому дну, заволновалось оно, поднялось к небу застывшими волнами, а все разбойничьи корабли, что в море были, так в горах и остались. Еще сейчас, говорят, в сопках всякий такелаж можно найти.
— Как бы теперь эти горы от обиды назад не провалились, поскольку в них война началась, — подхватил Фролов, — а по мне, хоть бы и провалились, совсем здесь ноги оттопал.
Он шутил больше по привычке, обычной веселости не было в голосе. Он тоже почти падал под тяжестью багажа.
Тундра кончилась, начался резкий подъем. Гладкие крутые граниты исполинской лестницей вели к светлеющему небу. Они громоздились слева и справа, образовывая глубокое ущелье, по дну которого моряки шли выше и выше.
Легкие, как лебяжий пух, плыли вверху желтовато-розовые облака.
— Вот мы почти и дома! — сказал, наконец, Агеев.
Вдали поднимался рокочущий гул. Морской прибой? Он не мог быть слышен здесь, далеко от берега, на такой высоте…
Гул становился сильнее.
Вскарабкавшись на высокий гранитный барьер, Агеев остановился, поджидая остальных.
Быстрая горная речка, пересекая им путь, клубилась, взлетала каскадами пенных стремительных всплесков. Она мчалась под уклон, кувыркалась среди обточенных черных камней и шагах в десяти влево срывалась вниз белым ревущим водопадом.
Водопад фыркал и гремел и летел отвесным потоком на далекие мокрые скалы.
А прямо перед четырьмя моряками, по другую сторону речки, поднималась отвесная гранитная стена, поросшая от самого подножья ползучей березкой и кустиками черники.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Действие повести «Голубое и черное» начинается в наше время, в нью-йоркском порту и перебрасывается в сопки Заполярья, в суровую действительность первых месяцев Великой Отечественной войны. Напряженный, полный необычайных событий сюжет построен на раскрытии тайны гибели американского судна «Бьюти оф Чикаго», шедшего из США к советским берегам и потерпевшего крушение в океане.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Повесть «В океане», по мотивам которой снят кинофильм «Тень у пирса», ведет читателя в балтийский приморский городок, в шведский и норвежский порты, мимо которых лежит путь экспедиции советских кораблей. Орлы капитана Людова, действуя уже в послевоенные годы, разбивают хитрый замысел заокеанских диверсантов.
Действие повести «Боцман с „Тумана“» развивается на палубе торпедного катера и среди диких скал Северной Норвегии, куда проник маленький отряд наших разведчиков для выполнения секретного задания.
Эта книга посвящена приключениям и подвигам разведчиков-североморцев, «орлов капитана Людова», как называет их автор. Наряду с широко известными, полюбившимися читателю повестями «Боцман с «Тумана» и «В океане», впервые печатается здесь новая повесть Николая Панова «Голубое и черное», в которой снова появляются боцман Агеев и проницательный командир разведчиков Людов, ставшие героями удивительных приключений в дни войны и в послевоенные годы.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.