Морские повести - [121]
Калугин уже прочел свою речь в микрофон, теперь он стоял в глубине мостика. Он видел лицо Ларионова, будто вырубленное из мореного дуба, жесткий, окаймленный глубокими складками рот. Командир сбросил перчатки, положил голые руки на медные ручки телеграфа, весь в одном порыве наклонился вперед.
— Пятьдесят кабельтовов до заданных координат, — донесся подчеркнуто спокойный голос из штурманской рубки.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Обвес и чехол казенной части орудия обледенели. Они гремели, как листовое железо. Широбоков и досылающий Терещенко торопливо снимали их, в то время как установщик прицела Гулин, согнувшись на креслице в стальной коробке щита, прижался бровью к резиновой оправе оптического приспособления.
Краснофлотцы сметали снег с палубы. Как и все моряки орудийного расчета, Старостин надвинул на глаза тяжелую каску. Распоряжался негромко и звучно. Под белой сталью, пересекавшей лицо на уровне бровей, его черты казались особенно значительными, полными уверенного, почти надменного выражения.
Снова взлетела над полубаком волна, обдала моряков фонтаном длинных брызг.
— Смотрите, как бы заряды не замочило! — крикнул Старостин.
Вестовой Гаврилов, по-боевому стоявший вторым снарядным у пушки, стал старательно подтыкать брезент, укрывающий боезапас.
Все молча, стоя вокруг орудия, всматривались вдаль. Снег падал так густо, что до горизонта, казалось, можно было дотронуться рукой.
Но вот снег стал лететь реже, горизонт отодвинулся, кругом просветлело.
— Будто вижу крейсер, матросы, — крикнул Гулин из глубины щита. Все подались вперед, всматривались изо всех сил. Но горизонт попрежнему был затянут стремительно кружащимся снегом.
— Разговорчики! — сказал Старостин сквозь зубы.
— Улучшается видимость! — крикнул на мостике Гордеев, перегнувшись через ветроотвод.
— Сорок кабельтовов до цели! — донесся из рубки голос штурмана.
Лейтенант Лужков припал к оптике аппарата центральной наводки торпед, сжал до боли шершавую сталь штурвала. Снегопад прекратился. Совсем близко возникли белые обрывистые берега, свинцовая полоса воды между ними, посреди этой воды высокий и длинный силуэт корабля с поднятой к тучам многоярусной башней мачты. Штурман Исаев вывел корабль прямо на цель!
И командир тоже увидел силуэт «Геринга», сразу признал его, таким видел его в справочниках, на фото. Да, штурман вывел корабль на цель! Но если бы снегопад продержался еще хоть минуту!
«Еще рано давать торпедный залп», — думал капитан-лейтенант Ларионов. Но над палубой «Геринга» удлинились и вновь стали сокращаться стволы орудий. Значит, «Геринг» тоже увидел нас, повернул к нам пушки, сейчас будет залп…
— Огонь главным калибром! — скомандовал Ларионов артиллеристу. И Лужкову: — Дистанцию и пеленг. Стреляю одним первым аппаратом!
— Есть стрелять одним первым аппаратом! — повторил Лужков. Дал командиру пеленг и дистанцию, скорость и курсовой угол противника.
— Залп! — выкрикнул Агафонов. Прозвучал ревун, четыре прямых оранжевых огня метнулись от борта «Громового».
Но Ларионов еще медлил с торпедным ударом. Он еще выжидал. Выиграть хоть несколько секунд, подвести корабль ближе к цели! Две задачи решает командир корабля при торпедном ударе: максимальное сближение с врагом и расчет торпедного треугольника. Он еще недостаточно сблизился с «Герингом»!
Но вот полыхнул залпом вражеский борт, и огромная стена воды, смешанной с огнем и дымом, почти скрыла из видимости «Геринг». Недолет!
— Дистанция… Пеленг!.. — вновь кричал Лужков сквозь грохот стрельбы.
— Первый аппарат! Залп! — скомандовал Ларионов.
— Первый аппарат! Залп! — крикнул Лужков в телефон.
Всей ладонью Афонин нажал большой круглый кнопочный замыкатель, почувствовал, как он сработал под рукой. Три торпеды вылетели из труб, пошли в сторону врага.
— Торпеды пошли хорошо! — доложил Лужков, перегнувшись через поручни.
— Право руля! За поручни держаться! — скомандовал Ларионов и дал «самый полный» в машину.
…Глубоко внизу, в турбинном отделении, прозвучал густой бас ревуна, вспыхнула красная лампочка, и, не сводя глаз со стрелок телеграфа, стиснув зубы, старшина Максаков мягко повернул маховик.
И в соседнем отсеке, глядя на циферблат, мичман Куликов подал команду, и Никитин переложил рычаги; бешено заревело в топках оранжевое пламя. Запрокинув лицо с распухшими губами, положив руку на штурвальчик, регулирующий поступление воды в котел, Зайцев всматривался в ртутный блеск водомерной колонки. Палубу под ногами рвануло, но котельные машинисты не сдвинулись с мест.
Палубу рвануло, но в турбинном отделении старшина Максаков стоял, как отлитый из металла, уперев ногу в ступеньку трапа, слегка откинувшись назад, сжав маховик маневрового клапана, среди мерно, одобрительно ревущих турбин.
А когда недалекий разрыв снарядов «Геринга» заглушил залпы «Громового», дрожью прошел по переборкам и с паропроводов посыпалась асбестовая пыль, опять вспыхнула лампочка на щите контрольных приборов.
— Дым давай! — крикнул Никитину мичман.
…Старостин подал команду. Сергеев распахнул нарезы орудийного замка, и очередной снаряд, подхваченный с палубы Гавриловым, переданный Широбокову и досланный в лоток, совсем бесшумно, казалось, ушел в глубь ствола. Следом скользнул заряд, крутясь полетел в сторону пустой пенал… Сергеев вставил запальную трубку, захлопнул замок.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Действие повести «Голубое и черное» начинается в наше время, в нью-йоркском порту и перебрасывается в сопки Заполярья, в суровую действительность первых месяцев Великой Отечественной войны. Напряженный, полный необычайных событий сюжет построен на раскрытии тайны гибели американского судна «Бьюти оф Чикаго», шедшего из США к советским берегам и потерпевшего крушение в океане.
Цикл повестей «Орлы капитана Людова» посвящен приключениям и подвигам разведчиков-североморцев.Повесть «В океане», по мотивам которой снят кинофильм «Тень у пирса», ведет читателя в балтийский приморский городок, в шведский и норвежский порты, мимо которых лежит путь экспедиции советских кораблей. Орлы капитана Людова, действуя уже в послевоенные годы, разбивают хитрый замысел заокеанских диверсантов.
Действие повести «Боцман с „Тумана“» развивается на палубе торпедного катера и среди диких скал Северной Норвегии, куда проник маленький отряд наших разведчиков для выполнения секретного задания.
Эта книга посвящена приключениям и подвигам разведчиков-североморцев, «орлов капитана Людова», как называет их автор. Наряду с широко известными, полюбившимися читателю повестями «Боцман с «Тумана» и «В океане», впервые печатается здесь новая повесть Николая Панова «Голубое и черное», в которой снова появляются боцман Агеев и проницательный командир разведчиков Людов, ставшие героями удивительных приключений в дни войны и в послевоенные годы.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.