Морские повести - [3]
А Сева сидел и, казалось, даже не слышал, что говорит ему отец, — как далеко был он мыслями в эти минуты…
Да, ради сына можно пойти на все, даже согласиться с нежелаемым назначением.
…А дождь все моросит, вперемешку с туманом он создал настолько густую, непроницаемую, плотную завесу, что в двух шагах совсем невозможно что-нибудь разглядеть. Далеко поставленные друг от друга уличные фонари кажутся расплывшимися желтыми пятнами на этом сплошном сером фоне. Холодный ветер забирается за воротник. Капельки тумана повисают на бровях, на кончиках усов…
Егорьев ничего этого не замечает. Он идет медленно, припоминая и взвешивая каждое слово давешней беседы.
И только теперь он начинает понимать, что за все это время ни разу по-настоящему не задумывался о войне. Да что там не задумывался — просто как-то не принимал ее всерьез, по-настоящему.
Война…
В распрях и волнениях, в тревожном предощущении больших и грозных событий вступили люди четыре года назад в новый, двадцатый век.
Крупные газеты всех европейских стран в один голос твердили о том, что обстановка в Европе и на Дальнем Востоке непрестанно осложняется. Приводились высказывания видных политических деятелей и биржевых дельцов, модных поэтов и хиромантов, отставных генералов и известных балетных звезд — в один голос они твердили о неотвратимости «роковых событий» в самое ближайшее время.
Евгений Романович отшвыривал в этих случаях газету в сторону. Да, он, офицер, для войны существует. Но война тогда понятна, когда понятны ее цели. А тут?..
Уже появились романсы о трагической обреченности земли, уже с амвонов в церквах гремели устрашающие слова о каре господней погрязшему во грехах человечеству, уже солдатские сапоги топтали пшеницу во внеочередных военных маневрах, и только он, Егорьев, продолжал стараться не думать обо всем этом. И даже в письмах к сыну избегал всякого упоминания этой темы.
Романсы романсами — это, конечно, вздор, — а вот заявление североамериканского президента Теодора Рузвельта о том, что в случае вмешательства Франции и Германии в возможный русско-японский конфликт на стороне России им придется столкнуться со всей мощью Америки, — это было, пожалуй, посерьезнее.
Как раз в эти-то дни и промелькнуло в газетах неприметно для всех коротенькое, петитом набранное сообщение о том, что русский военный флот в Балтийском море пополнился еще одной боевой единицей: трехвинтовым крейсером первого ранга «Аврора», выстроенным на верфи Нового Адмиралтейства, в Петербурге.
Лишь немногие из обративших внимание на это сообщение вспомнили, что точно так назывался когда-то парусный фрегат, прославившийся при обороне Камчатки от англо-французов.
…А корабль между тем уже начинал жить своей самостоятельной жизнью: за три года на нем был закончен монтаж всех механизмов, в середине июля 1903 года над палубой взвился перекрещенный синими полосами андреевский флаг, взбурлила за кормой свинцово-серая невская волна — «Аврора» выходила в пробное плавание. Выходила, ожидая своего командира.
…Н-да. Значит, на войну? Кто из морских офицеров, — конечно, из тех, что шли во флот по собственному призванию, а не в силу подчинения родительской воле, — кто из них не понимал, что живет для войны и ради войны? И все-таки в самую решительную минуту одного этого понимания было, видимо, недостаточно, потому что тут же сам собою приходил вопрос: а действительно ли нужно это — биться, мучиться, умирать?
Егорьев усмехнулся: знал бы кто-нибудь сейчас, о чем размышляет господин капитан первого ранга, только час назад аттестованный как смелый и волевой!
Ну что ж, Сева, значит, скоро встретимся…
Из густой туманной пелены возникли очертания «Океана».
Вахтенный матрос у трапа окликнул, Егорьев вполголоса назвал себя, матрос почтительно вытянулся, пропуская командира корабля. С докладом бросился было навстречу командиру вахтенный офицер, но Евгений Романович движением руки остановил его и, чуть сутулясь, молча прошел в свою каюту.
Через два дня капитан первого ранга Егорьев сообщил рапортом, что он готов принять командование крейсером «Аврора».
Из «Исторического журнала крейсера 1 ранга «Аврора»:
«1904 год.
4(17) октября, понедельник.
С рассветом подошли к проливу Большой Бельт, к этому же времени подошли и прочие эшелоны эскадры и в 8 часов утра стали на якорь по диспозиции…
Переход в ночное время совершался с осторожностью; после захода солнца команда разводилась по орудиям — на случай маловероятной, но все же возможной атаки неприятельских миноносцев…
По постановке на якорь приготовились к погрузке угля; утром команда разведена по судовым работам.
Тотчас после погрузки угля приступили к мытью крейсера. В 9 часов вечера светили прожекторами. В 10 часов пробили тревогу, команду развели по орудиям.
Погода вначале пасмурная, вся вторая половина суток дождливая».
Проливными дождями, нерассеивающимися туманами, не по времени ранними холодами проводила Россия Вторую Тихоокеанскую эскадру из Ревеля в далекий поход, к японским берегам.
Война на Дальнем Востоке шла уже десятый месяц, и как ни старались петербургские газеты изобразить ее в виде некоего триумфального шествия русского воинства по выжженным и опустошенным маньчжурским полям, правда проникала даже сюда, в город на Неве, и эта правда была далеко не утешительной.
Георгий Халилецкий — известный дальневосточный писатель. Он автор книг «Веселый месяц май», «Аврора» уходит в бой», «Шторм восемь баллов», «Этой бесснежной зимой» и других.В повести «Осенние дожди» он касается вопросов, связанных с проблемами освоения Дальнего Востока, судьбами людей, бескомпромиссных в чувствах, одержимых и неуемных в труде.
Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!.. Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
«Счастье — это быть с природой, видеть ее, говорить с ней», — писал Лев Толстой. Именно так понимал счастье талантливый писатель Василий Подгорнов.Где бы ни был он: на охоте или рыбалке, на пасеке или в саду, — чем бы ни занимался: агроном, сотрудник газеты, корреспондент радио и телевидения, — он не уставал изучать и любить родную русскую природу.Литературная биография Подгорнова коротка. Первые рассказы он написал в 1952 году. Первая книга его нашла своего читателя в 1964 году. Но автор не увидел ее. Он умер рано, в расцвете творческих сил.
В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.