Морские повести - [112]
Оба купца — и ее отец и отец Анатоля Теушева — не поскупились, и свадьба оказалась обставленной с такой роскошью, которая была неслыханна даже для привычной ко всему столицы.
В соборе пел хор, приглашенный из Мариинского театра; по дороге от собора к дому на всем пути вдоль Невского шпалерами теснился народ, и городовые отдавали честь молодоженам, и дети — их было несколько сот вдоль всего проспекта — бросали охапки душистых цветов под звонкие копыта коней.
Был вечер середины мая, а теплынь стояла совершенно августовская, и окна были распахнуты настежь в цветущий сад, и откуда-то из глубины сада, иллюминированного сотнями разноцветных фонариков, лились звуки невидимого в полутьме оркестра.
Приглашенных набралось много, чуть ли не весь «деловой» Санкт-Петербург: сверкали ордена, безупречной белизной сияли накрахмаленные манишки, шуршали шелка дамских нарядов. Вышколенные лакеи едва успевали подавать на столы бесчисленные блюда и разливать вина.
После обычного тоста за здоровье и счастье молодых отец Элен поднялся и сделал знак, прося внимания присутствующих.
— Господа! — чуть захмелевшим голосом произнес он. — Со времен древней Эллады, когда люди были добры, как боги, а боги жестоки, как люди… — Он иногда не прочь был блеснуть начитанностью. — …Со времен Эллады наивные простаки считали покровителем торговли и удачи жирного и ленивого бога Меркурия. — Он сделал заранее рассчитанную паузу. — Однако русское купечество не боится ниспровергать богов, и нынче мы сказали Меркурию: ты слишком зажирел, старик, уступи место другому богу — молодому воинственному Марсу!..
Большинству присутствующих, дела которых были связаны со всевозможными поставками интендантству, аллегория эта пришлась явно по душе.
— И пока крепка наша дружба с молодым Марсом, — закончил весело отец Элен, — купечеству российскому цвести и укрепляться!..
И он, стоя, в один глоток опустошил бокал.
А Элен, которая внимательно слушала речь отца, вдруг снова вспомнила стремительно вращающийся глобус и руку отца на нем, резко обрывающую это движение…
— Остгоумный спич, не пгавда ли? — произнес вполголоса Анатоль, наклоняясь в сторону Элен.
Она кивнула ему машинально — собственно, она даже и не слышала, о чем говорил Анатоль, она все думала об этой короткопалой сильной руке на глобусе.
Дружно и враз были осушены бокалы, кто-то потребовал, чтобы за русское купечество непременно выпили и молодожены, кто-то уже наливал вино в бокал Элен, и она тоже выпила с завидной храбростью и, поставив бокал на место, обворожительно улыбнулась всем сразу…
Гости захлопали в ладоши, кто-то хмельно закричал: «Виват!.. Виват русскому купечеству!» Отец Элен, довольный, опустился на свое место. А когда снова наступила относительная тишина, один из гостей — фабрикант, обойденный при размещении военных заказов, — вдруг негромко, но так, чтобы услышали все, насмешливо бросил, не глядя ни на кого:
— Что-то стал изменять русскому купечеству этот ваш бог. — И рассмеялся злым, коротким смешком.
— Что вы имеете в виду? — резко спросил нахмурившийся отец Элен.
— Как, разве вы еще не слыхали, господа? — растягивая слова, произнес гость и обвел нарочито удивленным взглядом присутствующих. — Нынче поутру при дворе получено сообщение о том, что наша эскадра в Тихом океане полностью разгромлена. Да вы что, в самом деле ничего не знаете? — Рассказчик постепенно оживлялся. — Подробности — самые печальные. Почти все корабли потоплены или взяты в плен, тысячи офицеров и матросов погибли… Конечно, и японцам пришлось туго: говорят, они тоже потеряли множество судов, но что́ это в сравнении с нашими потерями! Была эскадра — и нет ее…
Элен вдруг побледнела. Держась за спинку стула, она с трудом поднялась из-за стола и, закрыв лицо руками, выбежала из зала.
— Ах, господа, — встревоженно воскликнул Анатоль Теушев. — Нельзя так неостогожно! Вы же сами понимаете: женские негвы…
И он поспешил к Элен.
Свадебное торжество, начавшееся с таким эффектом и рассчитанное еще на много часов, было испорчено; гости конфузливо переглядывались, перешептывались или молчали, кто-то досадливо крякнул, кто-то предложил первый пришедший в голову тост, так, впрочем, никем и не поддержанный. Затем, словно сговорившись, почти одновременно гости начали прощаться с хозяевами.
Старик Теушев не на шутку был встревожен происшедшим, отец же Элен всем своим видом показывал, что ничего, в сущности, не случилось: он шутил, острил и только, когда остался наедине с Теушевым, тяжело охватил голову ладонями.
А у себя в комнате сидела растревоженная Элен, и молодой муж, стоя возле нее, тщетно пытался воззвать к ее благоразумию.
— Поймите же, нельзя так, — вполголоса говорил он, на этот раз даже не грассируя. — Ваше… небезразличие к судьбе эскадры уж слишком очевидно. Я не ревнив, однако условности света…
— Ах, оставьте, пожалуйста, — прервала его Элен и не по-девически устало и горько усмехнулась: теперь все это не имело для нее ровно никакого значения. Пусть думают и говорят, что им угодно…
Поднявшись, она подошла к туалетному столику: надо было запудрить следы слез на щеках.
Георгий Халилецкий — известный дальневосточный писатель. Он автор книг «Веселый месяц май», «Аврора» уходит в бой», «Шторм восемь баллов», «Этой бесснежной зимой» и других.В повести «Осенние дожди» он касается вопросов, связанных с проблемами освоения Дальнего Востока, судьбами людей, бескомпромиссных в чувствах, одержимых и неуемных в труде.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.