Морские люди - [41]
Старший мичман выключил, наконец, свою бритву, тщательно почистил ее над раковиной и продолжил невеселый рассказ:
— Конев в объяснительной написал, что стукнулся сам, наступил на комингс и расшиб себе голову о дверной обвод. Такое у новичков вполне возможно, особенно у рассеянных, несобранных. Ну, походил Черкашин, поспрашивал, ребят твоих вызывал, да и решил, видимо, что без рук Уразниязова все же не обошлось.
Борисов сник. Он понял, что сказанное — правда.
Петрусенко расценил озадаченный вид товарища по-своему. Известно, что отсутствие командира на момент чрезвычайного происшествия не освобождает от личной ответственности. А капитан-лейтенант Черкашин рассматривал этот случай именно как ЧП.
— Чего испугался? Не бойся. Ну, поговорят, не без этого, да и забудут со временем. Скажи спасибо, что у Конева все обошлось, могло быть хуже. Все-таки голова, знаешь… Он в лазарете больше суток проспал без передыху, я уже боялся, что сдвинулся мой скрипач. Давай, давай иди к ребятам. Сначала доложи лейтенанту о прибытии и рули к матросам. Там разузнаешь, что к чему.
Командир дивизиона обрадовался появлению мичмана. На носу были зачетные выходы в море на поиск лодок, потом надвигались тактические учения, работы на корабле хватало. Лейтенант Коломийцев немного побаивался надвигающихся событий, как-никак за выучку гидроакустиков отвечает он, командир дивизиона.
Ему хотелось обсудить с Борисовым сильные и слабые их стороны. Он хотел бы напоить старшину команды чаем, поговорить о матросе Уразниязове, ну и, само собой, о житейском, например о том, что обычно тревожит молодых мужей, редко видящих своих жен. Неплохо было бы расспросить его о проведенном отпуске, даже пожаловаться на то, что лично ему светит отдых только в «бре», то есть осенью. Он все это обязательно проделал бы, но несколько минут назад звонил командир боевой части, требовал подготовить кое-какие документы. Поэтому лейтенант лишь переспросил, не опоздал ли Климент Иванович из отпуска, как уладилось с жильем, посетовал на приближение зачетов, помолчал, нетерпеливо посматривая на разложенные бумаги. Наконец, он сказал, обращаясь больше к себе, чем к мичману:
— Вопросов нет, задачи ясны, так за работу, товарищи!
Эта фраза, рожденная бывшим Председателем Совета Министров СССР, Генеральным секретарем КПСС Никитой Сергеевичем Хрущевым в начале далеких шестидесятых годов нравилась ему своей афористичностью.
Клим вышел из каюты приунывшим. «На носу зачеты». Значит, плакали сходы. Сидеть ему на корабле очень и очень долго. В другое время Клим выпросил бы, нет, из горла вынул у него одну ночку на берег. Счастлив оказался Бог у лейтенанта.
От неминуемого похода к командиру боевой части за сходом для Борисова лейтенанта спасло еще и то, что мичман был занят мыслями об Уразниязове. «Бычок» страшно не любил подобных просьб. В таких случаях он свирепел, приближал лицо вплотную к просителю и тихо, но очень внятно шептал:
— Скажите мне, когда я, командир боевой части был в отгуле? Такого не было. Только очередной, запланированный сход, и то когда в боевой части полный порядок. Поэтому нечего разлагаться. Да. Вы свободны.
И почему-то добавлял:
— Аминь.
Это убивало.
Итак, решения мичманской проблемы командир дивизиона лейтенант Коломийцев Александр Васильевич избежал. Он остался в своей каюте, придвинув бумаги и прошептав: «Это хорошо, что Борисов вернулся», — углубился в работу.
Мичман шел в кубрик и думал, что надо послушать старшину второй статьи Карнаухова, ребят, самого Уразниязова. Первым встретился матрос Иванов. Он очень подробно, в лицах рассказал о том, что произошло, потом спросил, можно ли сделать так, чтобы Шухрат Уразниязов остался на корабле. Клим облегченно выдохнул:
— Фу-у-у, значит, не виноват Уразниязов? Тогда из-за чего такие резкие меры? Почему Шухрат молчит, почему вы молчите?
Петька присвистнул:
— Карнаухова нашего вызывали. Чего он там мямлил, не знаю, но догадываюсь. А нас с Милованычем каплей…
— Милованов, товарищ капитан-лейтенант!
— Ну да я так и говорю, выслушал, да видите толку от этого мало.
— Где Уразниязов?
Шухрат был в кубрике. При виде мичмана Борисова он слабо улыбнулся:
— Приехали, товарищ мичман…
— Отпуск закончился. Ну а ты к чему приехал, давай рассказывай. Почему партизана из себя строишь? Кого побил, отчего со старшим помощником командира корабля разговаривать не хочешь?
— Ничего совсем не бил, а никто не верит. Ну, молчу. Начальство не верит, матрос Уразниязов виноватый, так выходит.
Это было похоже на матроса Уразниязова. Клим вспомнил свою последнюю беседу с ним на юте, во время выхода в море. Он хотел вызвать матроса на откровенность, а что получилось? Замкнулся и все, молчок.
— Чего надулся? Вот спишут тебя на берег, дадут лопату побольше, тогда по-настоящему обидишься, но только на себя. Или ты ждешь, как бы с корабля сбежать? Тогда другое дело, но зачем для этого человека бить?
— Я бербазе ниче не забыл. Там Рустам рядом не будет, Петька тоже, Конев. Его Игор зовут, не бил его.
— Это номер, — удивился Клим. Обидел новичка, а теперь о нем жалеет. Нет, тут что-то не то. Ну да, Иванов рассказывал, что они подружились. Клим отметил эту деталь и насмешливо спросил:
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.