Морские львы - [6]

Предложение доктора бросило Пратта в холодный пот, но он не смел ему противоречить. Он купил «Морского Льва», пригласил Росвеля Гарднера и израсходовал значительную сумму денег в надежде запустить руку в дублоны, уже не говоря о мехах, когда все эти расчеты могли уничтожиться вмешательством грубых и жадных родных. Оставалось только одно средство: терпение, и Пратт постарался им запастись.

Пратт проводил доктора только до границ своего фруктового сада. Для члена молельни было предосудительно выходить в субботу, и Пратт опомнился вовремя, чтобы избежать толков своих соседей. Правда, он мог сделать исключение для доктора, но нравоучители, когда они захотят, не останавливаются на этих подробностях. Лишь только доктор ушел, как Пратт воротился в жилище вдовы Уайт. Тут он сделал больному новый долгий, утомительный допрос. Бедный Дагге очень устал от этого разговора, но мнение, высказанное доктором Сэджем, что близка смерть старого матроса, и угроза, что приедут родные из Виньярда, чтобы осведомиться о том, что мог оставить отсутствующий, сильно подействовали на Пратта. Если бы ему удалось теперь узнать самое главное, «Морской Лев» мог бы выиграть довольно времени у своих противников, даже если бы Дагге открыл тайну, и другой корабль отправился бы в эту экспедицию.

Его собственная шхуна уже готова была отплыть, тогда как для снаряжения другого судна нужно было еще время.

Но Дагге оказался не откровеннее прежнего. Он воротился к своему первому рассказу об открытии островов, на которых находились тюлени, и много говорил о смирном нраве и большом количестве этих животных. Человек мог ходить среди них, не вызывая ни малейшей их боязни. Одним словом, экипаж, составленный из отборных моряков, мог бы их перебить, содрать кожу и собрать жир, и это было бы похоже на простое собирание долларов на дороге.

Этот рассказ в высшей степени возбудил алчность Пратта. Никогда еще любовь к наживе не овладевала сердцем Пратта с таким деспотизмом.

Дагге ничего не скрыл от Пратта, исключая широту и долготу места. Все искусство Пратта, а оно было велико, не могло выманить у моряка этих данных, без которых все прочие были бесполезны, и старик, стараясь овладеть тайной, получил столь же сильную лихорадку, как и Дагге, но все было тщетно.

Этот разговор происходил в тот час, в который у больного усиливалась лихорадка. Он сам очень воодушевился, изображение богатства способствовало ухудшению его болезни. Напоследок усталость и истощение положили конец сцене, которая сделалась слишком драматическою и уже переходила в отвратительную.

Сам же Пратт, воротившись домой вечером, знал очень хорошо, что ум его далеко не в том состоянии, в каком он должен был быть в праздник, и боялся встретить спокойный взгляд своей племянницы, благочестие которой было столь же просто, как и искренно. Вместо того чтобы вместе с нею предаться молитвам, которые обыкновенно читались в этот час у него в доме, он прогуливался до поздней ночи в саду. Мамона занял в его сердце место молитвы, но привычка в нем была еще столь сильна, что он не смел еще открыто поставить идола в присутствии Бога.

Глава IV

О! не оплакивайте их, они не страдают более. О! не оплакивайте их, ибо они не плачут более; ибо их сон глубок, хотя их изголовье холодно и твердо на старом кладбище.

Байли

На другой день в доме Пратта все встали очень рано. В то время как солнце казалось выходящим из вод, Пратт и Мария встретились на крыльце дома.

— Вот вдова Уайт, и она кажется очень озабоченною, — тоскливо сказала племянница, — я боюсь, чтобы больному не сделалось хуже.

— Вчера вечером, — сказал дядя, — ему было лучше, хотя он от разговора немного устал. Этот Дагге большой болтун, уверяю тебя, Мария.

— Он не будет более болтать, — вскричала вдова Уайт, которая подошла довольно близко и могла расслышать последние слова Пратта. — Он более не скажет ни хорошего, ни худого.

Пратт был так поражен этой новостью, что онемел. Что же касается Марии, она только выразила свое сожаление, что больной так скоро умер и ему было так мало времени для приготовления к смерти, что она считала самым важным делом.

Впрочем, вдова торопливо передала все подробности происшествия.

Оказалось, что Дагге умер ночью, а вдова только за несколько минут перед своим приходом нашла его холодным и окоченевшим. Хотя смерть в эту минуту казалась довольно неожиданною, но нельзя было сомневаться в том, что продолжительный разговор ускорил ее, чего, впрочем, никто не знал. Непосредственной причиной смерти было удушье, как это часто случается в последней степени чахотки.

Было бы несправедливо утверждать то, что эта внезапная смерть не произвела никакого впечатления на чувства Пратта. В первую минуту он подумал о своих летах, о будущем, которое было впереди. Эти размышления занимали его целые полчаса, но мало-помалу мамона снова вступил в свои права, и страшные образы заменились другими, которые он нашел очень приятными. Наконец, он серьезно подумал о том, чего требовали от него обстоятельства.

Так как в смерти Дагге не было ничего необыкновенного, то не было нужды в присутствии властей. Затем оставалось отдать необходимые приказания относительно погребения и тщательного сбережения имущества умершего.