Морские истребители - [76]
Быстрыми шагами пошел навстречу, не сводя с нее глаз. «Может быть, ошибся?»
Женщина подняла голову, увидела меня и вдруг крикнула:
- Сыночек!
Я успел подбежать, и она упала мне на грудь, заливаясь слезами. Мама сквозь слезы непрерывно повторяла: «Родной! Сыночек!» Я смог только выговорить: «Мама! Здравствуй, мама!» - какой-то комок в груди перехватил дыхание, глаза наполнились слезами.
Так мы, обнявшись, и стояли посредине базарной площади. Со всех сторон сбежались женщины, многие смахивали слезы. Послышались голоса:
- Да это же Матреша из Витенева.
- Никак сына встретила!
Мать стояла, прижавшись ко мне, счастливая. Трогала мои погоны, ордена и с гордостью поглядывала на окруживших нас женщин. А те засыпали меня вопросами: «Сынок, когда война-то кончится? Когда Красная Армия прикончит фашиста?»
Одна женщина робко спросила:
- Не встречал ли, гражданин хороший, моего сына, его Петром звали… Петр Пташкин. Он тоже в моряках.
Не было в ту тяжелую пору более распространенных вопросов при встречах с фронтовиками. Какой надеждой светились глаза женщин, когда они спрашивали о своих родных и близких, от которых давно не было весточек.
И хоть хотелось скорее остаться вдвоем с мамой, не мог я в меру сил своих и компетенции не поговорить с этими женщинами. Чувствовал себя здесь, на площади, полномочным представителем Красной Армии: «Не волнуйтесь, недолго вам уже без мужей и сыновей жить. Добиваем врага. Сына вашего, Петра, не встречал. Но если он на флоте, то должен быть славный моряк. Иных на флоте не держат». В окружении плачущих и незнакомых мае женщин я особо остро ощутил, какими прочными и неразрывными узами связаны советские люди с теми, кто ведет смертный бой на фронтах.
Наконец, с трудом выбравшись из толпы, мы остались с мамой одни. Голод в ленинградской блокаде, лишения и заботы, постоянная тревога за сыновей и мужа сделали маму неузнаваемой, она превратилась в маленькую, худенькую старушку, несмотря на то, что ей было всего сорок шесть лет. Она никак не могла поверить своим глазам, держала меня за руку и сквозь слезы повторяла:
- Неужели это ты, Володя, сыночек! Живой и здоровый! Как же ты приехал с фронта-то?
Шли до деревни пешком и не могли наговориться. Чувствовалось, что мама никак не могла смириться с гибелью папы, в ее словах сквозила надежда: «А может, живой, и объявится?»
Когда зашла речь о брате Алексее и я рассказал, что мы с ним рядом воевали, мама удивилась:
- Так и не встретились? Слетал бы к нему на самолете…
Деревня Витенево, в которой я родился и где проходили мои детские годы, уютно расположилась на высоком берегу небольшой речушки - Кашинки, которая за деревней делала крутой изгиб и далее, петляя и извиваясь, несла свои воды в Волгу. В деревне было всего тридцать домов, в которых издавна жили семьи нескольких фамилий, дальних и близких родственников: Шиловы, Зубаревы, Веденеевы, Вороновы, Николаевы.
За годы войны все здоровые мужчины ушли на фронт, многие погибли в боях. В деревне оставались только женщины, дети да старики, на их плечи и легла вся тяжесть крестьянского труда. Они работали день и ночь в поле, не щадя себя и не жалуясь на лишения и нехватку самого необходимого из питания и одежды. В нескольких домах были сделаны ручные жернова и вся деревня молола рожь, чтобы один раз в неделю испечь хлеб наполовину с картошкой. Трудно было и с одеждой, донашивали старенькое или кое-что из военного обмундирования, оставленного родственниками при побывках после ранения. Кое-где вынуждены были вспомнить и о лаптях.
Рано повзрослевшие подростки двенадцати-четырнадцати лет выполняли мужскую, самую тяжелую работу: пахали, сеяли, убирали хлеб, управлялись с лошадьми - единственными помощниками в тяжелом крестьянском труде. Все, что собиралось на полях и заготавливалось на фермах, шло на нужды фронта, для воинов. Сами колхозники перебивались за счет огорода и подсобного хозяйства.
Тяжело было на фронте. Но здесь, в тылу, было не менее тяжко. И практически вся тяжесть была на плечах женщин. Хочется до земли поклониться русской женщине, трудовой подвиг которой встал вровень с боевым мужским подвигом.
В соседней деревне Игнатове мне довелось встретиться с председателем колхоза Татьяной Михайловной Балакиревой, младшей сестрой моей мамы. Малограмотная, оставшись с двумя малолетними детьми, она с помощью своих подруг-солдаток и односельчан вела колхозные дела, пользовалась доверием и уважением в деревне и в районе.
Ее любили за доброту и отзывчивость, люди шли к ней со всеми своими бедами и радостями и всегда находили поддержку и участие. Когда я видел ее на работе в поле или в минуты веселья, всегда приходили на память некрасовские стихи, настолько своей внешностью, повадками и делами она походила, как мне казалось, на ту русскую женщину, о которой так ярко и неповторимо написал великий русский поэт: «…коня на скаку остановит, горящую избу войдет…»
Глубокий след в памяти оставили встречи с дедом Михаилом, сельским кузнецом, которому в то время было уже под семьдесят. Небольшого роста, сухонький, но сильный и подвижный, он был незаменимым мастером и помощником в крестьянских делах. Работал он в маленькой прокопченной кузнице, расположенной на окраине соседней деревни, и выполнял массу остро необходимых дел: подковывал лошадей, ремонтировал телеги и сани, плуги и бороны, ковал ухваты и запоры. Славился дед Михаил своим мастерством на всю округу. Для нас, мальчишек, в детскую пору он казался чародеем и волшебником. Посещая кузницу, мы не могли оторвать глаз от рук деда, когда он на пару с молотобойцем начинал орудовать па наковальне.
Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.