Морские досуги №5 - [42]

«Разр-р-решит-те!»

Я проталкиваюсь меж людьми и оказываюсь прямо напротив окошка. Там, за ним, кто-то сидит, низко склонившись над столом, и я, не видя лица, обращаюсь к светлой копне волос:

«Куда?»

«Что куда?» — спрашивает копна, не поднимая головы.

«Куда мы плывем?»

Копна встряхнулась; кажется, её владелец (или владелица) хохотнул, но головы так и не поднял.

«Куда мы плывем, извините?» — еще раз спрашиваю я, начиная раздражаться и чувствуя подсознательно, что мой вопрос теперь уже не имеет смысла. Что-то произошло, и вопрос потерял смысл. Но что? Почему?

«.. ерск.» — ответила копна невнятно. Я ничего не понял, а люди, стоящие у окошка, начали теснить меня, и окошко заслонила чья-то светлая спина. «Ку-да-а?!!» — в отчаянии крикнул я в эту светлую широкую спину. Спина повернулась, и из под лохматых бровей на мясистом лице, глянула злыми глазами.

«Вам же сказали: в… ерск!»

Человек кричал громко, прямо в лицо мне, брызжа слюной и сверкая бешеными и потными глазами. Но я снова, как и в прошлый раз, не разобрал начала слова, только почему-то опять подумал: «Там ведь нет моря, и даже река не судоходна».

Этот непонятный и незнакомый… ерск представлялся мне именно тем городом, куда я собрался.

Обратно я шел по опустевшему коридору и думал о странном названии парохода. Оно неотвязно вертелось в голове и, поднявшись на залитую солнцем палубу, я вдруг громко произнес, глядя на удалявшийся берег: «На пароходе «Гигант гигантский» я отправляюсь в путь океанский!»

Всё решилось само собой…

Медленно удалялся берег. Там стояли машущие руками люди и с каждой минутой они становились всё меньше и меньше. В голубом небе светило горячее солнце, и отражение его призрачно раскалывалось на маленькие сверкающие кусочки в легкой ряби морской воды, чуть колеблемой теплым утренним ветром.

«Да, надо плыть! Надо плыть! И к чёрту сомнения!» — думал я решительно, глядя вперед, в ту сторону, где горизонтом было только море. Врезаясь носом в темно-синюю гладь воды и, оставляя позади, за кормой, белый пенистый след, растворявшийся скоро в мелкой ряби волн, плыл белый пароход. Он плыл туда, где не было моря, и даже река была не судоходной.

24.12.91 г. Моряцкие мечты-заботы:

1) Скорей бы уйти!

2) Скорей бы придти!

Отход намечен на 20 часов.

25.12.91 г. Проснулся без четверти четыре. Покачивало. Поднялся в ходовую рубку к вахтенному штурману.

— Записали? — спросил, кивнув на вахтенный журнал, имея в виду вечернее приключение с наездом на камень. Штурман отрицательно покачал головой.

Волнение 6–7 баллов. Потихоньку ползем на вест-норд-вест. О постановке парусов пока и разговора нет. Итак, первые сутки рейса.

26.12.91 г. Перебрасопка рей. За первые сутки прошли 88 миль. До Эмдена -660. Скорость — 3,5 узла. Перспектива — Новый год в море.

27.12.91 г. Утром по правому борту о. Борнхольм. Береговые огни и зарево их на низких тучах точно такие, как в Кольском заливе. Скорость 9,5 узлов — есть надежда…

Нет, этого не передать ни на какой фото и видеопленке — ощущение «другого» неба. Всё, как у нас, в России, но… есть, есть какое-то чувство, что планета уже повернулась на несколько неуловимых градусов, и вот-вот бросит к твоим ногам что-то такое, что ты еще никогда и нигде не видел в своей жизни.

28.12.91 г. Сегодня впервые поставили половину парусов. Курсанты — молодцы. Мне показалось, что для «дебюта» они работали довольно уверенно. При зюйд-весте даем около 10 узлов.

Несколько слов о рейсе. Зимний рейс на учебном паруснике, как правило, проходит с курсантами чужих мореходок. В этот раз на борту ребята из Калининграда и Архангельска. Надо заметить, кстати, — экипаж судна включает в себя постоянный и переменный состав. Но, что характерно, «переменный» состав более постоянен, чем «постоянный», а выражается это вот в чём: палуба во время больших приборок будет надраена всенепременно, и паруса будут поставлены независимо от места жительства, характеров, привычек и прочих личных качеств курсантов, но вот если сменить, к примеру, шеф-повара или, скажем, пекаря, то перемены в ту или иную сторону качества продукта, ими производимого, будут тут же замечены всем экипажем. Я уж не говорю о комсоставе, о тех людях, от которых напрямую зависит атмосфера взаимоотношений на судне. Мы же, народ прикомандированный по долгу, так сказать, службы, имеющий относительную свободу действий (в пределах бортов, конечно), к коим относятся руководители практики прежде всего, ну и я, естественно, со своими, пусть и пустяковыми, но всё же конкретными должностными обязанностями и кучей свободного, на вахты не расписанного времени, главным «делом» своим считаем — поменьше путаться под ногами у людей, занятых управлением и обслуживанием судна, пореже совать нос, куда не просят, короче — казаться незаметными, но при этом оставаться в курсе всего происходящего, наматывать всё на ус и на видеоплёнку.

А море… море, я заметил, довольно разное. И «разность» эта не только от времени года зависит, но и от размера судна в не малой степени. Вспоминаются мне мотоботы наши деревянные постройки Соломбальской судоверфи. Три года назад прошли мы Баренцевым и Белым морями от Мурманска до Кеми и Соловков, и обратно в Мурманск на тех самых парусно-моторных ботах, что размером-то всего с десятивесельную шлюпку. Вот уж когда величина заглавной буквы в слове «Море» вырастает соразмерно волне очередного шторма! И уж там-то не подремлешь спокойно под мерную килевую качку, когда волны, бесконечными горами лезущие навстречу, поднимают и опускают тебя на своём хребте с амплитудой в несколько метров. Море… Кто в море не бывал, тот Богу не мАливался.