Морские досуги №5 - [27]

А мы уже второй груз добирали. Темп хороший взяли.

Итак, выбросил я тот замечательный в своём роде ботинок за борт и заступил на смену.

У штурмана как раз показания на эхолоте пошли, косячок хороший надыбал. Ну, мы, соответственно — трал за борт, ваера на нужную глубину вытравили и ждём. Не прошло и часа — выборка. Ваера скатали, доски на места закрепили, мешок подобрали и по слипу его на промпалубу вытащили, рыбой под завязку набитый. И не было моему удивлению предела, когда через пару часов один из обработчиков ботинок мне приносит и говорит:

— Не твой ли, Никанорыч? Хотел уж, было, отшкерить его. Гляжу, на окуня, вроде, не похож. Что за зверь? Потом вспомнил про твою находку — точно. Посмотри, не он ли парой тому будет, что давеча зацепили?

— Ну, — думаю, — чудеса! Не успел выбросить, а он опять в гости просится. Видно, не успел ещё на дно лечь и в косяк угодил, шлангом прикинувшись. Вот мы его и подцепили вторично, так сказать. У меня и сомнений не было, что это тот же башмак. Взял я его без всякого интереса и уж было собрался опять воде предать. Смотрю, а на нём шнурки. На том, что выбрасывал, не было, а на этом есть. Фокус! Кто же их там на глубине завязал?

Вгляделся я в этот башмак внимательнее — он! Как две капли воды — он. И кожа тиснёная, и подошва… Перепутать категорически невозможно. Откуда ж тогда шнурки? И тут меня, как обухом по голове! Мать моя родная! Это ж пара тому. Тот-то на левую ногу был. А этот — на правую! Второй, значит! Который я и видеть-то не чаял. Точно он, ядрёна в корень! Как же так, — думаю, — за что ж такие испытания? Где я теперь тот достану, который только что своими руками выбросил? Дважды чудо вряд ли явится. Да не только я дивился происшедшему. Мои «архаровцы» все пришли в недоумение и в некоторую оторопь. Одни советовали мне оставить диковину. Успокаивали: мол, рыбалка вся впереди, смотришь, и тот зацепим — будешь щеголять ещё в своих модных шаровых ботинках по улицам незнакомых городов, как денди лондонский. Что было, конечно, маловероятно. Другие говорили:

— Брось, Никанорыч, свою находку. Кто знает, что это за ботинки? И каково их происхождение? Может, они с утопленника какого-нибудь американского свалились. А ты их носить собираешься.

Меня аж потом прошибло от такого предположения. Но рыбодел, который мне башмак притащил, успокоил:

— Зашнурованный башмак, — сказал, — с утопленника сползти не может.

Но его доводы подвергли сомнениям. Целая дискуссия возникла по этому поводу. Мнения, конечно, как всегда разделились. Самым неразрешимым вопросом для всех был: «Откуда и каким образом на дне Джорджес-банки оказался новый башмак, а, вернее, пара башмаков?» Версий было не так много. Одна про утопленника. Другая, что кто-то, отправляясь в дальнее плавание, на счастье выкинул в море свои новые туфли. Примета, мол, такая у американцев есть, чтоб домой живым и здоровым вернуться. А ежели не дай Бог выловил эти туфли, то их непременно нужно снова в море бросить, чтобы беды какой не было с тем человеком. И откуда они всё знают? Тогда по этой версии здесь всё дно должно быть башмаками разных размеров усеяно.

— Так не все ж в приметы-то верят, — возражали мне.

Тоже ведь верно. Наиболее приемлемым для меня вариантом был тот, что кому-то жали, якобы, те туфли. Какой-то небедный американец из Нью-Йорка купил их перед самым отходом, прошёлся пару раз по палубе, и нет, чтоб разносить, как следует, мозолик натёр, и со злости или просто от жирной жизни, взял да и выкинул их за борт. На этом версии закончились.

А я думаю себе:

— Неужто случай с башмаком зряшный? Ведь ничего просто так на этом свете не происходит. Здесь какая-то подсказочка мне, смысл которой до конца не ясен. Да и начало плохо прочитывалось. Но кто-то что-то мне сказать хотел, так как невероятие самого случая на это указывало.

И стал я вообще задумываться над своей жизнью, что раньше со мною никогда не случалось. И особенно башмак этот на серьёзные мысли наводил. Поставил я его у себя в каюте на письменный стол, а чтоб от качки не сползал, восемьдесят восьмым клеем подошву смазал. Стоял, как вкопанный. Приду после смены, на койку кости заброшу и смотрю на него, как на диковину. А он, в свою очередь, навевал мне совершенно не свойственные мне до этого мысли: о мироздании, о связи времён и судеб, о смысле нашего шевеления на этой маленькой планетке в безбрежном космосе, о себе, наконец. Каким непостижимым образом моё собственное я вползло крошечным червячком в этот мир? Ничего фантастичнее и нереальнее и придумать нельзя. Миллиарды лет меня не было и миллиарды лет не будет. Тогда кому и на кой я нужен? И именно сейчас. И кто заставил в море меня пойти? И башмак этот дурацкий кто мне подсунул и зачем? ЧуднО ведь!

Но ещё интереснее то, что стал я некоторым образом меняться. Например, начисто ругаться перестал. Раньше, бывало, таким словцом трёхэтажным обложу, уши в трубочку закручивались. Казалось, без этого и работать нельзя. Ан, нет. Можно и без мата жить не хуже. Усвоил я, что много лишнего вокруг нас, и говорим мы часто лишнее и непотребное. Просто так — ля-ля-ля, тополя. Воздух сотрясаем. Сору много: и словесного, и бытового. Загромождаем себя вещами и нужными, и ненужными. А потом не можем отличить одни от других.