Морские были - [5]

— Ну что же ты, Афанаса, не узнаешь меня, друг? — удивился Махмет молчанию Никитина. — Пойдём-ка, я все тебе расскажу.

Махмет сообщил Никитину, что прибыл он с важным поручением к Асад-хану.

— О, ты не знаешь, Афанаса, каким большим я стал чиновником! — не скрывая гордости, повторял Махмет. — Очень большим! Любое моё желание выполнит Асад-хан.

Никитин встрепенулся: счастье само шло к нему в руки. Рассказал тверич приятелю о своём горе, о том, что через четыре дня ему, беззащитному путешественнику, прошедшему через столько стран и видевшему столько народов, придётся безвинно умереть…

— Ну что ты, Афанаса, — воскликнул Махмет испуганно. — Разве я допущу такое? Разве я позволю, чтобы безвинно умер мой друг?! Отдыхай здесь спокойно, а я сейчас же пойду во дворец. Ты получишь своего жеребца и сможешь спокойно продолжать путь.

С тревогой ждал Афанасии Никитин возвращения Махмета. Час проходил за часом, однако хорасанец не появлялся. Так миновала ночь, и день, и ещё одна бесконечно длинная ночь… Ранним утром его разбудил брахман — жрец, обязанностью которого был уход за отдыхающими путниками.

— Гость с севера! — сказал он. — Ты очень счастливый человек. Посмотри, какого скакуна прислал тебе светлейший Асад-хан. И ещё он велел передать тебе, что ты свободен и можешь жить в нашем городе или отправляться на все четыре стороны.

Ни о чем не расспрашивая жреца, Никитин выбежал во двор. У ворот он увидел привязанного к столбу своего коня. Тот сразу же узнал хозяина, рванулся на привязи, тихонько, тоскливо заржал… Задыхаясь от слез, Никитин нежно и крепко обнял шёлковистую тёплую шею лошади.

— В дорогу, друг мой, в дорогу! — шептал Никитин, веря, что лошадь понимает смысл этих слов. — Пускай горит он огнём, этот «светлейший» грабитель…

Через несколько дней, как только установилась сносная погода, Никитин покинул владения джуннарского хана и направился сначала в город Кулунгир, потом в Гульбаргу, а затем повернул к Бидару. По пути он миновал несколько больших и малых городов и край, заселённый махратским племенем, о котором в других районах Индии говорили, что это самые отчаянные головорезы. Нагие, вооружённые мечами и луками, махраты не тронули, однако, безоружного путешественника. Наоборот, они любезно указывали ему дорогу, приглашали в жилища, охотно предоставляли ночлег. Теперь Никитин понял, почему в мусульманском Джуннаре о махратах ходили самые мрачные слухи. Свободолюбивый этот народ, частично подчинённый иноземным захватчикам, упорно продолжал борьбу за своё освобождение. Не было года, чтобы из горных своих селений махраты не нападали на войска мусульманских князей. Много видел на этом пути Никитин готовых к бою крепостей. Это были крепости свободолюбивых махратов.

Прошёл он и через районы, населённые телинганцами. О воинах этого отважного народа рассказывали, что шли они в самую кровавую битву с песнями, с музыкой, высылая вперёд лучших своих плясунов. Но и отчаянные телинганцы, у которых оружие носили даже дети, не тронули одинокого путника из далёкой страны, и здесь он встретил добродушных, приветливых людей, готовых поделиться последней чашкой риса.

Проехав за месяц по труднейшим дорогам около 400 километров, Афанасий Никитин прибыл в Бидар, столицу Бахманидского царства. Это было одно из самых могучих мусульманских царств в Индии. Особенно поразили здесь тверича пышные праздничные выезды молодого султана — Мухамеда II. В своём дневнике Никитин подробно описывает торжественную процессию. Султан выезжал на прогулку, весь осыпанный драгоценными камнями, сидя на золотом седле, с тремя золотыми саблями в изукрашенных ножнах. За ним на пышно украшенных лошадях следовали родственники. Триста слонов в блестящих доспехах несли башенки с воинами, вооружёнными пищалями и пушками. Триста плясунов и несколько сот танцовщиц сопровождали этот великолепный выезд. Неумолчно завывали трубы оркестра в триста человек, оглушительно звучали фанфары. Одни всадники мчались по дорогам, оберегая путь властителя, другие замыкали шествие. За султаном шёл специально обученный слон с огромной железной цепью на бивнях. Если пешеход или всадник приближался к султану, железная эта цепь взлетала над головой смельчака…

Но роскошные выезды султана, блеск его бесчисленной свиты, величие его храмов и дворцов не скрыли от наблюдательного тверича самого главного, — условий, в которых жил индийский народ. Никитин уже успел изучить индийский язык, и когда индусы узнали, что он не мусульманин, — перед ним открылись двери их жилищ. Этот русский человек изучал обычаи индусов, их веру, сказания и легенды, способы обработки пашен, богатства их земли и моря, одежду, жилища, оружие воинов, климат, дороги этой великой страны, украшения дворцов, архитектуру храмов, кустарную промышленность городов. Все представлялось ему здесь интересным и значительным, обо всем хотелось доставить на родину самые полные сведения.

Об индийских крестьянах Никитин записал: «а сельскыя люди голы велми». Султаны и князьки беспрерывно грабили этих обездоленных людей, собирая с них непосильные налоги. Страшные пытки и убийства были обычными в деятельности сборщиков налогов. Повсюду слышались стоны и плач.