Морская яшма - [11]

Предательские мысли снова вернулись — они, казалось, сами собой так и лезли в голову. Что за человек этот темнолицый Брок Маклин? Какое право он имел отказываться от меня, еще не узнав? Какое право он имел судить и презирать, если ни разу со мной даже не поговорил? Возмущение принесло с собой и волну храбрости. Почему бы мне не остаться и не подождать, что будет. Воздержусь-ка я от суждений, пока не встречусь и не поговорю с этим человеком. Не буду принимать необдуманных решений и судить о нем, как он обо мне.

Такие вот самодовольно-добродетельные мысли открыли мне лазейку — нет, не к тому, чтобы принять план капитана, но к тому, чтобы не отвергать его с ходу. Я просто подожду, что будет. Невзирая ни на что, передо мной забрезжил лучик надежды. Нет, не соблазн обрести дом и богатство подвигли меня на такое решение — они не много для меня значили. Мне нужен был именно теплый кокон любви. Согласно мечте, с которой я сжилась, предполагались волшебные превращения, и вот уже неведомая фигура Брока Маклина стала приобретать определенную романтическую привлекательность.

Капитан сказал, что я похожа на свою мать. Но я к тому же была и самой собой, и мне не приходилось жаловаться на отсутствие внимания со стороны тех немногих молодых людей, которых я знала в Нью-Йорке. За мной — соблюдая все приличия и в присутствии моего отца — ухаживали несколько человек, которых я если и поощряла, то только в шутку. Они всегда казались мне юными и неотесанными в сравнении с тем, кто виделся мне в мечтах. Мне казалось, что он должен быть похож на отца, с крепкой примесью еще более сильного человека, каким я представляла себе по рассказам капитана Обадию. Может быть, неведомый Брок Маклин как раз подходит под это описание? Мое шустрое воображение сразу нарисовало картинку, как он, лишь увидев меня, забудет о том, что не хочет снова жениться, и весьма охотно бросится к моим ногам.

Эти фантазии были так приятны, что я улыбнулась сама себе и повернулась, чтобы идти к маяку. Я почти успокоила себя. Может быть, капитан гораздо умнее, чем я думала, и нашел решение, которое в конце концов может оказаться для меня наилучшим. Я почувствовала себя веселее, снова вернулась жажда приключений, а поскольку мне совсем не хотелось возвращаться в дом, я направилась к башне маяка.

Заброшенное строение оказалось совсем не таким высоким, как новый маяк по ту сторону гавани, хотя в былые времена сам скалистый мыс давал ему нужную высоту. Мощеная дорожка через поросшую бурой травой лужайку вела к каменной башне и прилепившемуся к ней двухэтажному домику, в котором, казалось, теперь никто не жил, хотя на флагштоке перед дверью трепыхался флаг. По отцовским рассказам я отлично знала этот флаг — желтый флаг "Бэском и компании". Желтый — в честь Китая, в отличие от множества бело-голубых флагов большинства морских компаний. Отношения компании с купцами из Кантона — хонгами — всегда были прекрасными. Отец обменивался подарками с самим Хуа Ку и часто с уважением говорил о почтенном китайском купце, который возглавлял торговлю хонгов с Западом.

Маяки были частью повести о кораблях и морях, но никогда прежде ни на одном из них мне побывать не доводилось. Я быстро прошла по дорожке и поднялась по низеньким ступенькам. Дверная ручка легко повернулась, и я вошла внутрь. Но едва я перешагнула порог и оказалась слева от круглых ступенек, восходивших по спирали в башню маяка, как неожиданно рядом со мной взорвалась свирепым лаем собака. Я испугалась, что она вот-вот бросится на меня из темноты, и уже готова была убежать, но услышала, как мужской голос приструнил пса, и тот замолчал. Я сообразила, что лай раздавался из-за закрытой двери, которая вела в другое крыло дома.

Сердце мое заколотилось немного чаще: я поняла, что Брока Маклина отделяет от меня только дверь. Мечты все еще туманили мне голову, и я не испытывала желания скрыться. Несомненно, он удержит пса, и будет очень даже неплохо, если мы случайно встретимся здесь, подальше от гнетущей атмосферы дома и злобной матери Брока.

Я оторвалась от двери и шагнула в просторную комнату, ярко освещенную двумя лампами на китовом жиру, подвешенными на блоках к потолку. Окна с одной стороны выходили на дом капитана, а с другой — на море. Из большой комнаты вели двери в две другие, видимо поменьше, в крыльях дома. Двери, однако, были закрыты. То же помещение, куда я попала, оказалось чем-то вроде музея "Бэском и компании". Справа от меня стояла фигура мальчика в матроске, вырезанная из дерева почти в натуральную величину. В руках юнга держал большой медный нактоуз[2]корабельного компаса; голубые глаза мальчика, казалось, следили за мной, когда я двигалась по комнате. Множество корабельных носовых фигур — некоторые из них потрескавшиеся и потрепанные непогодой семи морей, а некоторые как новенькие — блестящие и выкрашенные, словно не знавшие соленой воды, — стояли на пьедесталах по всей комнате и висели на цепях под потолочными балками. Вполне возможно, подумала я, что часть фигур и не бывала в море; я ведь знала, что некоторые капитаны прикрепляли к кораблю ценные носовые фигуры только в порту, а перед выходом в море прятали их на берегу в укромном месте. По стенам были развешаны картины и фотографии в рамках. Одна из картин сразу же приковала мое внимание. То была акварель, выполненная нежными красками, и изображала она клипер с надутыми парусами. Клипер мчался по тщательно выписанным зеленым волнам с белыми гребнями. Корабль был черный, с зеленой, как яшма, полосой на корпусе; на вершине топ-мачты развевался желтый флаг "Бэском и компании". На заднем плане виднелись зеленовато-голубые холмы, выдававшие китайский стиль рисунка. Я наклонилась поближе, чтобы прочитать карандашную надпись на рамке. Она гласила: "Морская яшма", гавань Вампоа". Дальше стояла подпись художника-китайца.