«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны - [146]

— Да, она осчастливила меня своим согласием.

— Сэр, я не стану вдаваться в объяснения относительно прошлого, но вы оказали мне доверие, за которое я отплачу вам взаимностью. Я здесь для того, чтобы всеми возможными средствами вернуть Эудоре отца и законные права на его состояние. Если я не доверял благородной Алиде, опасаясь ее враждебного влияния на олдермена, то не забывайте, что это было до того, как я познакомился с ней и получил возможность оценить не только ее красоту. Мои люди схватили ее во флигеле и как пленницу доставили на бригантину.

— А я-то думал, что она знала всю историю своей двоюродной сестры и решила помочь вам осуществить какой-нибудь необычайный план, чтобы способствовать счастливому возвращению девушки ее близким!

— Вы ничуть не преувеличили ее беспристрастие. Чтобы как-то искупить насилие, которому ее подвергли, и поскорее успокоить ее, я рассказал своей пленнице все без утайки. Тогда же и Эудора впервые узнала все о своем происхождении. Доказательства были неоспоримые, и мы обрели преданного друга в лице той, которую считали соперницей.

— Я знал, что Алида с ее благородным сердцем не могла поступить иначе! — воскликнул в восхищении Ладлоу, поднося руку вспыхнувшей девушки к губам. — Потеряв состояние, она стала от этого только богаче, раскрыв сокровища своей души.

— Молчите! — перебил его олдермен. — К чему говорить о каких-то потерях. Все, чего требует справедливость, мы, разумеется, сделаем, но нашей колонии вовсе не обязательно знать, какое приданое дается за невестой.

— Утрата состояния вызовет множество толков, — возразил контрабандист. — Но вот в этих мешках золото. Приданое моей подопечной готово, стоит ей только сделать выбор.

— Счастье и благоразумие! — воскликнул олдермен. — Это вновь доказывает твою похвальную предусмотрительность, сэр Бороздящий Океаны, и, каково бы ни было мнение экспертов казначейства о твоей кредитоспособности и исправности в платежах, я убежден, что даже в самом Английском банке можно найти людей, менее достойных доверия! Надеюсь, девушка имеет на эти деньги законное право как на наследство от деда?

— Разумеется.

— Мне кажется, сейчас самый подходящий случай, чтобы откровенно высказать то, что глубоко меня волнует и будет весьма уместно в столь счастливую минуту. Если не ошибаюсь, Олофф ван Стаатс, вы, разобравшись в своих чувствах к старому другу, решили, что узы более тесные, нежели те, которые связывали нас до сих пор, принесут вам счастье.

— Признаться, холодность красавицы Барбери заставила и меня сильно охладеть к ней, — коротко отвечал владелец Киндерхука, который редко говорил более того, что требовали обстоятельства.

— Однако, сэр, я слышал, что за две недели, проведенные вместе с моей дочерью, вы полюбили эту девушку, которая унаследовала свою красоту от матери, а состояние — от деда благодаря честности этого верного и храброго моряка.

— Если я стану членом вашей семьи, олдермен ван Беверут, то счастливее меня не будет человека на свете.

— Эудора, дитя мое, этот человек — мой лучший друг, я бы очень хотел, чтобы ты его полюбила. Вы не чужие друг другу, и все же, чтобы ты могла все хорошенько обдумать, вы проведете месяц здесь, на вилле, и ты сможешь спокойно, не торопясь сделать выбор…

Дочь его, чье выразительное лицо то покрывалось румянцем, то бледнело, как вечернее небо Италии, хранила молчание.

— Вы так искусно сорвали завесу, скрывавшую тайну, которая, правда, уже не доставляла мне страданий, — вмешался Ладлоу, обращаясь к контрабандисту. — Не можете ли вы теперь объяснить нам, откуда взялось письмо?

Темные глаза Эудоры заблестели. Она взглянула на Бороздящего Океаны и звонко рассмеялась.

— Это еще одна женская уловка из тех, что были пущены в ход у меня на бригантине. Расчет был прост: молодой капитан крейсера не сможет так бдительно следить за нами, если будет ломать себе голову, стараясь отгадать, кто написал письмо.

— Вы прибегали к такой уловке и раньше?

— Признаться, да. Но время не ждет. Через несколько минут начнется отлив, и выйти из бухты будет невозможно. Эудора, мы должны решить судьбу этого ребенка. Уйдет ли он снова в океан или останется жить на берегу?

— Кто этот мальчик и откуда он? — сурово спросил олдермен.

— Он дорог нам обоим, — отвечал контрабандист. — Его отец был моим ближайшим другом, а мать в детстве воспитывала Эудору. До сих пор мы заботились о нем оба, теперь же он должен выбрать между нами.

— Он не покинет меня! — живо перебила его Эудора. — Ты мой приемный сын, Зефир, и лучше меня никто не сможет руководить твоим юным умом. Тебе нужна женская нежность. Скажи, Зефир, ведь ты меня не покинешь?

— Пусть мальчик сам решит свою участь. Я верю в судьбу — по крайней мере, она всегда милостива к контрабандистам.

— Что ж, пусть решает. Останешься ли ты здесь, на просторе этих приветливых полей, где можно бродить среди вон тех красивых, сладко пахнущих цветов, или вернешься в океан, где вокруг лишь унылая пустота?

Мальчик задумчиво взглянул в ее встревоженные глаза, потом остановил нерешительный взгляд на спокойном лице контрабандиста.

— Мы уйдем в море, — сказал он. — А когда снова вернемся, то привезем тебе, Эудора, много всяких диковин!