Морпехи - [106]

Я ушел из морской пехоты, потому что мне перехотелось воевать. Многие морские пехотинцы напоминали мне гладиаторов. В них было непостижимое качество, присущее прирожденным бойцам: готовность всегда и в любую секунду своей жизни надеть латы, взять в руки меч и начать сражаться. Я их уважал, восхищался ими, пытался им подражать, но все равно, я не был одним из них. Я мог убить, если не мог поступить по-другому, я почти сразу «подсел» на адреналин, вырабатывающийся при сражении, как, впрочем, и все остальные солдаты. Но я не мог принять сознательного решения сделать такое состояние нормой своей жизни. Великие командиры морской пехоты, как все великие борцы, могут посылать на смерть тех, кого любят больше всего в жизни, — своих солдат. Это основной принцип войны. Я же убедился в том, что для меня это самое тяжкое. Я дважды обманывал судьбу, испытывать ее дальше было бы глупостью.

Традиционно батальон устраивал церемонию проводов для своих увольняющихся офицеров, носящую название «Здравствуй и прощай». Майор Бенелли, узнав, что меня не будет в городе, назначил мои проводы на пятничный вечер. Выказал свое пренебрежение, но меня это нисколько не задевало: у меня не было привязанности к батальону, я любил свой взвод.

Разведывательные взводы имеют богатые традиции, и одна из самых запоминающихся — «весельная вечеринка». Конечно, они мне ее устроили пятничным августом дома у Майка Уинна. Они усадили меня на стул, а сами собрались вокруг. Корни церемонии уходили еще в войны викингов. В соответствии с этой традицией, когда воин покидает команду, чтобы осесть и завести семью, товарищи дарят ему весло, как символ того, насколько ослабнет команда при его отсутствии.

Сначала весло взял самый молодой морской пехотинец, младший капрал Кристенсон. Мы с Уинном выдвинули его на досрочное присвоение звания за особые заслуги. Из рядового 1-го класса он превратился в младшего капрала — первый случай в морской пехоте со времен Вьетнамской войны. Весло от него перешло к другому, и так далее, выше и выше по званию. Каждый, кто держал его, рассказывал свою историю. «Ниже, Кристенсон. Ты стреляешь слишком высоко». Зона высадки десанта в Бриджпорте. Оперативно-тактическая группа «Свод». «Аллея засад». Эспера и его вечно тыкающая сигара. Миссия в Муваффигуа. «Лошадеголовый». Вылазка на лодках. Весло перекочевало от Уинна, старшего среди солдат, к сержанту Патрику. Он повернул весло, теперь я его видел. Весло сделал он сам — собственными руками.

Патрик вырезал его из четырехфутового полена. Зеленое, рукоятка обмотана парашютной стропой. Мои капитанские нашивки, значок, выданный после прыжков с парашютом, в форме крыльев и орденская лента украшали нижнюю часть весла. С обратной стороны Руди нарисовал эмблему Первого разведывательного и приклеил фотку взвода, сделанную в кувейтской пустыне накануне войны.

Я потянулся, чтобы дотронуться до нее, и понял: это в прошлом. Когда моя рука охватила рукоятку весла, обмотанную парашютной стропой, я перестал быть командиром взвода. По их словам, я получил повышение из командира в мистеры. Я же знал одно: самый важный год в моей жизни подошел к концу.

Через несколько дней я поехал утром на эту работу в последний раз. Было холодное, туманное южнокалифорнийское утро. На парковке я увидел своего преемника — рыжего капитана Брэнта Морела. Вчера мы пошли пообедать вместе, и я часа два описывал ему каждого члена взвода — Кольберт всегда невозмутим, Руди пышет энтузиазмом, Джек — дока в «Mark-19», Патрик всегда говорит южными афоризмами. Война в Ираке не была закончена, и я хотел, чтобы Морел знал людей, с которыми отправится туда, — для них это будет вторым походом в эту страну.

— С добрым утром, Брэнт.

Он оторвал глаза от заламинированной бумаги:

— Привет, Нат. Мы собираемся со взводом на пляж повеселиться.

— Все?

— Весь взвод. Поедешь с нами?

Предложение было заманчивым, но я не мог его принять.

— Теперь они твои. Веселитесь.

В кабинете я собрал все свое снаряжение, почистил его, сложил в рюкзак и отнес на склад. Я взял пулемет и вспомнил Эль-Гарраф и убитого федаина. Взявшись за рукоятку пистолета, вернулся в воспоминаниях на мост в Муваффигуа.

На складе я простоял очередь: оказалось, есть еще желающие сдать свое снаряжение. Некоторые переводились, другие, как и я, увольнялись. Все были спокойны, агрессии в словах и действиях не было. У противоположного дверного проема, стояла горстка вторых лейтенантов, новички со свежесделанными короткими стрижками. Они шутили и смеялись, делали вид, что не замечают нас. Я хотел подойти к ним и сказать то, что в свое время написал мне отец, узнав о намечающихся военных действиях: «Будьте стойкими, вернитесь домой физически и психически невредимыми». Я знал, они дружно похлопают мне, будут с уважением слушать, но потом будут смеяться за спиной какого-то сбрендившего капитана, ничего не знающего о неуязвимости лейтенантов морской пехоты. Поэтому я просто пошел к машине и поехал домой. Со временем они поймут все сами.

Спустя несколько месяцев, к тому времени я уже работал в Вашингтоне, взвод вернулся в Ирак. Утром четверга, в апреле, я ехал по Виржинии Бич, чтобы прикрепить на грудь Шона Патрика медаль — «Бронзовую звезду». Он оправился от ранения, был назначен инструктором в «Школу Морской Разведки» и тренировал новое поколение морских пехотинцев. Я ехал около Квантико и слушал советника по национальной безопасности, дающего показания Комиссии, разбирающей обстоятельства 11 сентября. Меня потряс этот символизм: я проезжаю место, где начиналась моя карьера морского пехотинца, и слушаю дебаты по поводу события, отправившего меня в двухгодичное сражение, и вообще, я еду на церемонию, которая положит конец этой главе моей жизни.