Море Троллей - [2]

— В один прекрасный день мимо проедет отряд рыцарей, — не унималась Люси.

— Рыцари ищут тебя с тех самых пор, как тролли украли тебя из замка, — подхватил отец. — Тролли собирались тебя съесть, солнышко, но сама знаешь — тролли есть тролли, — тут же и перессорились.

— «А не изжарить ли нам ее с яблоком во рту?» — подхватила Люси, повторяя затверженную едва ли не наизусть сказку. — «Или, может, запечь в пирог?»

— «В пирог! В пирог!» — взревела половина троллей, — вторил ей отец. — А остальные завопили: «Зажарить, зажарить!» Так что тролли передрались промеж себя — и очень скоро все уже валялись на земле без чувств. А я как раз проходил мимо — и нашел тебя.

— В один прекрасный день в нашу дверь постучатся рыцари, мечтала вслух Люси. — Они поклонятся мне и скажут: «Поедем с нами; будь нашей принцессой».

— И зачем ты только забиваешь девчонке голову всей этой чепухой? — буркнула мать.

— А чего в том дурного? — откликнулся отец.

Джек знал, что мать потеряла двоих малышей еще до того, как родился он, и еще двоих — после. Она уж думала, что больше детей у нее не будет, но, ко всеобщему изумлению, в один прекрасный день произвела на свет последнего ребенка — девочку, да еще такую прехорошенькую!

Волосы у Люси были золотые, как солнышко. А глаза — цвета лесных фиалок, тех, что растут в лесной глуши. Легонькая, точно пушинка чертополоха, беспечная, словно жаворонок, — вот какая она была. А поскольку в пятилетней малышке все души не чаяли, то и она, в свою очередь, обожала весь мир. И, невзирая ни на что, Джек просто не мог питать к ней неприязни.

Отец между тем, неуклюже переступая с одной перекладины приставной лестницы на другую, спускался с чердака с Люси на руках — и охота ж ему таскать этакую тяжесть! Девочка-то уже большая выросла! Джек видел, как по лицу отца скользнула тень боли. Но отражалась в нём и радость — радость, что так редко проявлялась в отцовских чертах, когда Джайлз Хромоног глядел на своего единственного сына и наследника.

Джек сбросил одеяла, встал и потянулся, всем телом вбирая новый день. Подобно прочим, спал он в платье, так что проблем с одеванием не возникало.

Он вытащил клок шерсти, затыкающий щель под дверью, и выбрался наружу. Над Восточным морем растекался серый рассвет. Он просачивался на болота и разом, словно обрываясь, гас в темном лесу на западе. Небо было цвета черного льда. Да уж, денек грядет мерзопакостный.

Джек помчался в уборную, подпрыгивая на бегу, чтобы промерзшая земля не липла к башмакам. Бард говорил, что инеистые великаны подстерегают неосторожных путников, дабы заледенить их своим морозным дыханием. Нельзя, никак нельзя засыпать вне дома в разгар зимы, даже если очень хочется. Вот так инеистые великаны тебя и сцапают: нашептывая о том, как тепло будет во сне.

Закончив свои дела, Джек бегом бросился домой, по пути поскользнулся на узкой полоске льда — не заметил впопыхах замерзшей лужицы, — влетел в дверь и потоптался немного у порога, отогревая занемевшие ноги. Изо рта у него валил пар.

— Что, холодно? — спросил отец.

Он сидел у огня, держа Люси на коленях.

— Холодно, как у тролля в…

— Только посмей выругаться! — оборвала его мать.

Джек, усмехнувшись, плюхнулся на свое место перед очагом. Мать протянула ему чашу с сидром, и мальчик с наслаждением принялся греть руки.

— Овцы, небось, ягнятся, — заметил отец.

— Видать, — кивнула мать.

— Обожаю маленьких ягняточек, — проворковала Люси, обнимая ладошками чашу с сидром.

— А всё потому, что не тебе тащиться на луг искать милых крошек, — отозвался Джек.

— Так постановил Господь, — сказал отец. — Адам согрешил, засим все мы ныне вынуждены добывать хлеб насущный в поте лица своего.

— Аминь, — подхватила мать.

А Джек задумался про себя, с какой стати то, что произошло на заре истории мира, до сих пор не дает людям покоя. Сколько, интересно, должно пройти времени, чтобы наказание себя исчерпало? Ну разве не разумно было бы со стороны Господа спустя лет этак с тысячу объявить: «Ну ладно, ладно, хватит с вас. Возвращайтесь в Эдем»? Но вслух Джек этого, конечно же, не сказал. У отца религия — больное место; лучше его не задевать — того и гляди попадет.

Некогда отец мечтал стать священником, но его семья была недостаточно богата, чтобы заплатить аббатству сколько следует. Об этом отец сокрушался и по сей день, тем более что с изувеченной ногой труженику-селянину приходится куда как несладко.

Поездка на Святой остров осталась для отца самым светлым воспоминанием детства. Мальчика повезли туда в надежде на исцеление; и при виде монахов, живущих мирной, безмятежной жизнью, маленький Джайлз преисполнился благоговения. Им не нужно было тащить плуг по каменистой земле, не нужно было рубить лес в жутком темном лесу, прислушиваясь, не подкрадываются ли волки или — того еще хуже! — гоблины: такие, моргнуть не успеешь, сцапают мальчишку и сожрут с потрохами.

Но увы, излечить Джайлза Хромонога от увечья оказалось не под силу даже добрым монахам. Святые отцы сделали всё что могли. Они угощали мальчика мягким белым хлебом и жареной ягнятиной, приправленной розмарином. А еще читали над ним молитвы в часовне с витражным оконцем, что на солнце переливалось всеми цветами радуги.