Море — мой брат. Одинокий странник - [8]

– Помнишь какие-нибудь? – Эверхарт улыбнулся, подмечая собственную пытливость.

Уэсли пожал плечами:

– Не тотчас.

– Где он теперь?

– Малый?

– Да…

Насупленность Уэсли исчезла, вместо нее на отвернувшемся лице проступила невозмутимая, почти дерзкая твердость.

– Люсьен Смит, он пошел ко дну.

Эверхарт бросил хмурый взгляд на товарища:

– В смысле, торпедирован и утонул? – Эверхарт произнес это, будто не поверил, и тотчас затараторил: – Он погиб? Когда это случилось? Почему… где это было?

Уэсли сунул руку в задний карман со словами:

– У Гренландии прошлым январем.

Он вытащил моряцкий бумажник – большую плоскую штуку с цепочкой.

– Вот его фотография, – сказал он, протягивая Биллу маленький снимок. – Хороший был малый.

Эверхарт взял снимок, хотел сказать что-то еще, но нервно осекся. Печальное лицо смотрело на него с фотографии, но он слишком смутился и больше ничего не разобрал: сумрачный Уэсли, шум улицы, набирающей темп к новому дню, радостное тепло солнечного света и музыка из ближайшего радиомагазина – все уносило это измученное маленькое лицо с грустными глазами куда-то далеко, в одиночество и забвение, в нереальное королевство, несущественное, как крошечный клочок целлулоидной бумаги в пальцах. Билл отдал фотографию и ничего не смог сказать. Уэсли не взглянул на снимок, засунул его обратно в бумажник и спросил:

– Где продаются яйца?

– Яйца… – эхом отозвался Эверхарт, медленно поправляя очки. – Двумя кварталами дальше.

На обратном пути, нагруженные пакетами, они говорили очень мало. Перед баром Уэсли показал на дверь и слегка улыбнулся:

– Мужик, давай зайдем и слегка позавтракаем.

Эверхарт последовал за своим спутником в прохладный мрак бара, где пахло чистотой и свежим пивом, и сел у окна, где солнце плоскими полосами ложилось на стол сквозь жалюзи. Уэсли заказал два пива. Эверхарт опустил взгляд и заметил, что у друга нет носков под мокасинами, – его ноги покоились на латунной перекладине с невозмутимостью, которая словно пропитывала все его бытие.

– Сколько тебе лет, Уэс?

– Двадцать семь.

– Давно ходишь по морям?

Угрюмый бармен поставил перед ними пиво, Билл бросил четвертак на стойку из красного дерева.

– Уже шесть лет, – ответил Уэсли, поднося золотистый стакан к солнцу и наблюдая за бурлением всплывающих пузырьков.

– Беззаботно живешь, а? – продолжил Эверхарт. – Портовые оргии, а потом снова в море, и так далее…

– Верно.

– Тебе, я так думаю, не с руки пустить корни в обществе, – задумчиво произнес Эверхарт.

– Пробовал однажды, пробовал, как ты говоришь, пустить корни… У меня была жена, ребенок на подходе, верная работа, дом. – Уэсли прервался и запил горькие мысли. Но продолжил: – Расстались, когда ребенок родился мертвым, такая вот бодяга: я отправился в путь, слонялся по всем Штатам, в результате ушел в моря.

Эверхарт сочувственно слушал, но Уэсли уже досказал.

– Ну, – вздохнул Билл, шлепнув по барной стойке, – я в тридцать два необыкновенно свободен и удачлив, но, честно говоря, я не счастлив.

– Ну и что! – возразил Уэсли. – Быть счастливым хорошо в меру, но другое стоит большего.

– Такое утверждение следовало бы сделать мне или какому творцу, о чьих работах я рассказываю, – рассудил Эверхарт, – но от тебя, явно бесшабашного повесы с чутьем на женщин и тройной вместимостью выпивки, это слышать странно. Ты что, не счастлив, когда транжиришь свое жалование в порту?

Уэсли недовольно отмахнулся:

– Черт, нет! Что еще мне делать с деньгами? Послать их некому, кроме отца и одного из женатых братьев, а когда это сделано, денег все еще много – я и трачу их направо и налево. Я тогда не счастлив.

– Когда же ты счастлив?

– Никогда, пожалуй; есть вещи, от которых я получаю удовольствие, но они заканчиваются. Это я о жизни на бичу сейчас.

– Значит, ты счастлив в море?

– Видимо… По крайней мере, там я дома, я знаю свою работу и что я делаю. Я обученный матрос, видишь ли… но что касается счастья на море, не знаю точно. Черт возьми, да какое там счастье? – спросил Уэсли с насмешливой ноткой.

– Никакого? – предположил Билл.

– Да вот именно, чтоб меня прихлопнуло и размазало! – заявил Уэсли, улыбаясь и качая головой.

Билл заказал еще два пива.

– Мой старик – бармен в Бостоне, – признался Уэсли. – Тот еще лось.

– Мой старик был рабочим на верфи, – вставил Эверхарт, – но теперь он стар и слаб, ему шестьдесят два. Я помогаю ему и младшему брату деньгами, а моя замужняя сестра живет у меня со своим мужем-долдоном, готовит им и заботится [о] них. Пацан ходит в школу – неустрашимое хулиганье.

Уэсли слушал это, не комментируя.

– Я хочу все изменить; расправить крылья и проверить, готовы ли они к полету, – признался Билл. – Знаешь что?.. Хочу послужить в торговом флоте!

– А призывной статус у тебя какой? – спросил Уэсли.

– Только что зарегистрировался, если, конечно, повестка не пришла с утренней почтой, – размышлял Билл. – Но, черт возьми, мне нравится эта идея!

Уэсли поджег сигарету и поглядел на уголек, а Эверхарт погрузился в задумчивое молчание. Можно бы слегка подзаработать, старику скоро нужно грыжу вырезать. Что там сказал врач?.. семь месяцев? И малуй наверняка лет через пять или шесть захочет поступить в Колумбийский.