Море, море - [186]

Очень насыщенная неделя. Завтракал с мисс Кауфман и договорился о водворении ее матери в комфортабельный и дорогостоящий дом для престарелых. Платить за ее содержание там буду, видимо, я. Выходит, я все-таки свернул на путь святости? Посидел в баре с Розиной. Она подумывает о политической карьере. Уверяет, что воздействовать на людей красноречивыми выступлениями очень легко. Видел Алоиза Булла и Уилла Боуза. Они звали меня вступить в их новую компанию. Отказался. Ходил на просмотр ужасающих картин Дорис. Завтракал с Розмэри. Она сказала, что история с Мабель, кажется, рассосется. Получил еще одно письмо от Анджи. Ездил в Кембридж в гости к Банстедам, которые не устают гордиться своим удачным счастливым браком и своими красивыми, умными детьми. Обедал у Лиззи и Гилберта. Гилберта называют «ведущей фигурой зрелищного бизнеса текущего года». Говорили об Уилфриде, и Гилберт проявил подобающую скромность, возможно — притворную.

Я должен кое-что сказать о Лиззи. На этих страницах я был к ней несправедлив. Однако же я сохранил ее письма, а хранить чьи-то письма — это всегда что-то да значит. (Почему, хотел бы я знать, Хартли сохранила мое последнее письмо, но не прочла его? Наверно, ей просто нужно было поскорее куда-то его деть. Длинное письмо не всегда можно быстро уничтожить, в этом я в свое время убедился.) Я перечитал письма Лиззи, приведенные выше. В то время я их воспринял как безудержный вздор и самообман. Теперь я нахожу их трогательными, даже умными. (Неужели я, впервые после Клемент, ощущаю недостаток в поклонниках?) Поскольку Гилберт теперь так занят и знаменит, я чаще вижусь с Лиззи наедине. Я регулярно приглашаю ее завтракать и наконец уговорил не стряпать дома. А это почти во всякой дружбе очень важный этап. Вдвоем нам спокойно и весело. Мы много смеемся и шутим, не обсуждаем никаких серьезных вопросов, и ее красноречие, возможно, значит для меня больше, чем для нее самой.

«Моя любовь к тебе наконец-то утихла. Я не хочу, чтобы она разгорелась пожаром… если б могла страдать сильнее, страдала бы сильнее… в конце концов ты должен воспринять нас как своих детей… Нежность, абсолютное взаимное доверие, и контакт, и правда — это с годами становится все нужнее… Не будем швыряться любовью, не так часто она встречается. Неужели и теперь, когда близко старость, мы не можем любить друг друга как свободные люди, без этой страшной жажды обладания, без надрыва и страха?.. Не влюбленность, а любовь, вот что важно. Пусть отныне не будет больше ни разлук, ни жажды обладания, ни уловок. Пусть между нами навсегда воцарится мир, ведь мы уже не молоды… Люби меня, Чарльз, люби достаточно…»

Лиззи и Гилберт действительно счастливы вместе, как она и сказала в своем первом письме, а я не поверил. «Все как-то сразу стало просто и невинно». Его известность ничего тут не изменила. У меня всего лишь прибавилось возможностей бывать с Лиззи наедине, а это, мне кажется, ему приятно. В сентябре он уезжал на Эдинбургский фестиваль, где Алоиз Булл ввел его в новую передачу. Взбодренный любовью британской публики, он теперь боится меня куда меньше, чем прежде. И Лиззи тоже. Возможно, лев стареет и когти его затупились? Как бы там ни было, я замечаю, что Лиззи без малейших усилий, без каких-либо обсуждений и разговоров, даже без упоминаний о половых отношениях стала тем, чем была когда-то и чем, по ее словам, хотела быть всегда — моим ребенком, моим пажом, моим сыном. Вот так исполнились желания хотя бы одного из действующих лиц этой повести.

Лиззи страшило, что, если она вернется ко мне, любовь обернется для нее рабством. Она боялась этой мучительной зависимости одной человеческой психики от другой. Жалею ли я, что этот страх отпустил ее? Да, тот злобный деспот, что сидит во мне, об этом жалеет. Как это она сумела? Может быть, ей тоже пришлось заново проиграть свое чувство, заново все перестрадать, чтобы преобразить его. Только выходит, что ей это удалось, а мне нет; она преобразила свою любовь, а я свою попросту умертвил. Может быть, я оказался тем испытанием, которому суждено было очистить ее любовь от всего наносного? Нет, это уж какое-то слишком возвышенное соображение! Может быть, от ужасов этого лета просто оборвалась какая-то нить, Лиззи устала. Все мы друг для друга потенциальные демоны, но изредка близкие отношения бывают избавлены от этой участи. Кажется, мои отношения с Лиззи избежали ее, по какому-то милосердному соизволению, без всякой заслуги с моей стороны, помимо моей воли. Наверно, мы оба устали и рады отдохнуть вдвоем.

Мы касаемся и целуем друг друга, большего нам не надо. Как я уже говорил в самом начале, я в отличие от современного героя не наделен особой сексуальностью. Я могу без этого обходиться, и обхожусь, и прекрасно себя чувствую. Оглядываясь на свою жизнь, я должен сознаться в чем-то, что, несомненно, посрамило бы современного героя. У меня было не так уж много любовниц, и не все женщины, которых я домогался с успехом, удовлетворяли меня в постели. Конечно, были и исключения: Клемент, которая меня всему научила. Жанна. А как оно было бы с Хартли?