Море и яд - [13]

- Каждому ясно, что эта операция имеет прямое отношение к выборам декана.

Снова усевшись, Тода вырвал лист из потрепанного немецко-японского словаря, взял щепотку табака из жестянки на столе и скрутил папиросу.

- Я уверен, что старик не хочет упустить случая заполучить лишний шанс. Ведь в апреле выборы, а пациентка - родственница Осуги. Болезнь не запущена, да и организм больной не ослаблен. Вот он и спешит с операцией. В случае успеха он привлечет на свою сторону коллег покойного Осуги, и группа Кэндо останется с носом.

Тода произнес все это многозначительным тоном и с довольной ухмылкой выпустил струю дыма.

Тода вырос в семье состоятельного врача и еще в студенческие годы охотно посвящал Сугуро в сложные интриги врачебного мира: «Медику сантименты противопоказаны, - любил повторять он и, высокомерно поглядывая на растерянного однокашника, добавлял: - Ведь врачи не святые. И карьеру хочется сделать и профессором стать. На одних собаках и обезьянах далеко не уедешь. Чтобы совершить переворот в науке, надо быть безжалостным-. Так что, брат, смотри и учись».

- Значит, поэтому тебе и поручили подготовку к операции? - медленно проговорил Сугуро и закрыл глаза. Усталость, которую он почувствовал только что в коридоре, снова навалилась на него. - Одного вот в толк не возьму...

- Чего?

- Что же получается: моя «бабушка» - подопытная свинка для доцента Сибата, а госпожа Табэ - трамплин для карьеры старика?

- Именно! А что тут плохого? И чего далась тебе твоя «бабушка»? - Тода издевательски улыбнулся.

- Вряд ли я сумею тебе объяснить...

- Зачем делать из всего трагедию? Таков уж наш мир. Без подобных экспериментов медицина застряла бы на мертвой точке. Твое нытье особенно комично сейчас, когда, что ни день, под бомбами гибнут сотни людей. Теперь человеческая смерть никого уже не удивляет, и гораздо больше смысла погубить старуху на операционном столе, чем позволить ей умереть от бомбы.

- Какой же все-таки в этом смысл? - глухо спросил Сугуро.

- Понятно, какой. Погибни старуха от бомбежки - ее останки выбросят в Накагаву. А если она умрет во время операции, то послужит науке. Я уверен: знай она, что умирает ради спасения многих других таких же больных, сама охотно легла бы под нож.

- Ты, Тода, не человек, а камень. - Сугуро тяжело вздохнул. - Твои доводы убедительны, но я не могу быть таким, не могу...

- Не будешь камнем, не проживешь! - Тода истерично захохотал. - Ты, Сугуро, тюфяк. Разве сейчас можно жить иначе?

- По-твоему, нет?

- Я даже не задумываюсь над этим. Дай-ка мне лучше твой стетоскоп.

- Он в моем пакете первой помощи.

Сугуро вышел во двор. Старик сторож все копался в земле.

- Бомбоубежище роешь?

- Да нет. Велят акации валить. Вон они как разрослись! Начальство срубить приказало, но зачем, не понимаю...

Солдат перед хирургическим отделением уже не было. Грузовик, доставивший военнопленных, куда-то исчез. Сугуро стал подниматься на крышу, его ботинки гулко стучали по ступеням лестницы.

Внизу притаились больничные корпуса. Справа виднелись лаборатория инфекционных заболеваний и терапевтическое отделение. В центре чернели библиотека и покрытый дегтем железобетонный корпус факультета патологии. Из трубы дезинфекционной камеры подымался серый дым. «Сколько сотен больных, сколько врачей и медсестер сосредоточено здесь!» - подумал Сугуро. И ему показалось, что между этими зданиями вращаются невидимые шестерни гигантского механизма. Но лучше не думать. Все равно это ни к чему не приведет.

Море почернело и будто сжалось. Желтая пыль вздымалась над городом, застилая ватные облака и тусклое зимнее солнце. Сугуро внезапно почувствовал, что ему абсолютно все равно, победит Япония в этой войне или проиграет ее. Думать еще и об этом у него просто не хватало сил.

III

- «Будет пять миллиардов шестьсот семьдесят миллионов лет бодхисатве Амида, и тогда обладающим истинной верой откроется свет...»

- Не беспокойтесь, лежите, лежите.

- Хорошо, сэнсэй.

Пока Сугуро выслушивал впалую грудь старушки, она с закрытыми глазами слушала священные тексты, которые нараспев читала соседка по койке, Мицу Абэ. Мицу и его «бабушка» были ровесницами, их койки стояли рядом, поэтому они часто беседовали.

- Стихи Будды?

- Нет, что вы, это поучения святого Синрана[ 7 ], - Мицу кивнула в сторону своей соседки. - Все просит почитать ей буддийские книги, вот я...

- А вы читайте, не стесняйтесь.

- Хорошо, сэнсэй.

Мицу опять надела очки, которые убрала уже было в футляр, уселась поудобнее на койке и, снова бережно взяв книгу в порванном переплете, продолжала читать:

- «Однажды Сакья[ 8 ] навестил своего больного ученика. Ученик этот был так слаб, что даже не мог убрать за собой. Сакья...» Сэнсэй, что этот иероглиф обозначает?

- «Заботливо». Ведь это книга для детей!

- Да. Мне ее дала почитать больная вон с той койки, «...заботливо обтерев его, спросил, ухаживал ли он хоть раз за своим больным другом, когда был здоров. Ты так мучаешься сейчас потому, что никогда не ухаживал за больными. Тебя сейчас терзают болезни телесные... Но есть еще болезни души, которые могут длиться и в трех жизнях...»