Море бьется о скалы - [78]

— Определенно. В лагерь даже пожалует, — иронизирует Андрей.

— Зачем в лагерь? У кого имеется голова, тот может гулять на свободе. Теперь совсем иные времена…

— Да, времена не прежние, — соглашается Андрей.

В маленьком павильоне у самой воды продают билеты на пароходик. Здесь же стоят красные весы-автомат.

— Становись! — унтер подталкивает Андрея на площадку весов, роется в карманах. На десятиоревую монету весы отвечают прямоугольным жетоном.

— Сорок один четыреста, — говорит унтер. — А было?

— Семьдесят шесть с граммами…

— Ого! Но при желании ты можешь восстановить свой вес за один месяц, даже быстрей. Станешь таким молодцом.

— Каким образом?

Унтер не отвечает. Он вертит в руке картонный жетон, подносит его к глазам.

— На каждом билетике у них имеется пожелание. На твоем вот о счастье… Как это перевести?.. «Не упускай возможности счастья». Хочешь познакомиться с центром города? Сходим в кино. У них без сеансов. В любое время заходят.

Андрей давно уже понял, куда клонит унтер. Старается, чтобы он продался. Почему именно ему предлагает? Считает слабее других? Кусок хлеба и относительная свобода в обмен на честь, родину? Ничего себе сделка. И как хватает совести предлагать… Считают русских за баранов.

— Ты с другими себя не равняй. Ты — артист, совсем иная натура… Я понимаю, как тебе трудно.

— Я слесарь! — возражает Андрей.

— Брось! — досадует унтер. — Я знаю больше, чем ты думаешь. В личной карточке можно все написать, бумага…

Пароходик, сделав рейс, снова причаливает. По трапу сбегают три девушки, сходит женщина с ребенком, мелкими чопорными шажками семенит высокий, сухой старик в черном котелке и с тростью-зонтом в руке.

— Господин унтер-офицер, идемте в лагерь, — предлагает Андрей.

Унтер поджимает тонкие губы.

— Не желаешь в кино? А водки хочешь? Русской водки? Мне это ничего не стоит. Слушай!.. Ты можешь повидаться с той девчонкой… из белого дома. Я помогу…

— Напрасно стараетесь, господин унтер-офицер. Я не подхожу вам. Сломано ребро, и вообще я весь изуродован. Неужели этого мало?

Унтер заметно веселеет. Ему кажется, что не все еще потеряно. Если хорошо постараться — то этот идиот спасует. За ним потянутся остальные…

— Чепуха!.. — смеется унтер. — Капитально подремонтируем. И ребро, между нами говоря, очень кстати. Тебе не придется думать о фронте. Будешь в караульной службе прохлаждаться. Немца заменишь.

— Да, это заманчиво… — Андрей после тяжелого вздоха добавляет: — Идемте в лагерь!

Унтер, щурясь, смотрит на противоположный берег неширокого залива.

— На площади, вон за тем зданием, памятник Григу. Недурная работа. Что ж, пойдем в лагерь.

Теперь Андрей идет впереди, а унтер чуть приотстает. Впрочем, Андрей не замечает этого. Он думает об Эдварде Григе и слышит мелодию. Как чудесно она сочетается с дикими скалами, фиордами, соснами, Ингой… Да, чтобы хорошо понять Грига, надо видеть Норвегию.

К лагерю они подходят, когда уже совсем темнеет. Вот то место, где Андрей встретил Ингу с подругой. До чего смела. Ни с чем не считается.

— Стой! — приказывает унтер. — Знакомое место, а? Вот давай и поговорим тут. Конечно, не так любезно. Хотя это зависит только от тебя.

Андрей рассеянно смотрит в темноте на унтера и слышит не его, а тихое задумчивое журчание ручья, отзвуки горного эха, видит скалы и сосны. Сосны… Под напором ошалелого ветра они лишь слегка клонят вершины и возмущенно шумят, шумят… «„Пер Гюнт!“ — догадывается Андрей. — Да, там такая музыка…»

— Ты онемел?! — Штарке зло дергает Андрея за рукав. — Завтра ты вступишь в освободительную армию! Утром мне отдашь заявление! При всех отдашь, на построении. Сделаешь, говори?..

Андрей слышит, как унтер расстегивает кобуру, и ему становится немного смешно. Конечно, унтер берет его на испуг, шантажирует «А если нет?..» — думает Андрей и все равно не ощущает страха. Удивительное спокойствие. Мысли работают четко, как хорошие часы.

— Господин унтер-офицер, вы так стараетесь, будто я в одиночку могу спасти всех вас. Это не по моим силам, честнее слово! Я понимаю, что поступаю неблагодарно. За трехлетние издевательства, за сломанное ребро, за выбитые вами зубы не соглашаюсь отдать вам свою голову. Да, я очень неблагодарный. Но что поделаешь, так уж воспитан. Родители виноваты и Советская власть…

Унтер молча сопит. Сопит под самым ухом. Почувствовав тошнотворный перегар табака и водки, Андрей делает шаг назад, угождая как раз на то место, где они стояли с Ингой.

— Обнаглел! Надеешься, не решусь? Пожалею?

Андрей поднимает голову. Что это? Ветер зашумел соснами на пригорке или ему кажется? И ручей!.. Откуда он взялся? Как звенит!..

Выстрел заглушает звон ручья в ушах Андрея. А через секунду ручей опять звенит. Но звенит все тише и тише и, наконец, совсем смолкает…

15

В 1940 году, вскоре после коварной оккупации фашистами города, французский самолет потопил легкий немецкий крейсер. Выскочив ранним утром из-за горы, бесстрашный экипаж на бреющем полете сбросил над бухтой всего одну бомбу. Она взорвалась в машинном отделении. Говорят, не потребовалось и минуты, чтобы крейсер, перевернувшись вверх килем, скрылся под водой.