Море бьется о скалы - [75]
Зайдя как-то в угловую комнату, унтер, чтобы завести разговор, спрашивает у Васька:
— Откуда?
— Я? — Ваську почему-то не хочется называть свое родное село около Балаково. Каждой сволоте открываться… Васек встряхивает головой, улыбается. — С Волги-матушки… Пензяк толстопятый…
— Вон как! — удивляется унтер. — Земляки, выходит. Одной водой умывались. Я в Вольске жил. Слыхал такой?
— Слыхал… — лениво отзывается Васёк.
— Да, прижимали вас большевички — в такой богатой стране надо было жить по-царски, а вы с голоду подыхали.
Васёк, круто выставив лоб, говорит:
— Не знаю… Не видал, чтоб умирали…
— Память отшибло? — Унтер щерится, а из-за его спины вкрадчиво выступает Лукьян Никифорович. Он укоризненно качает головой, дескать, что мелешь, и не стыдно тебе. Лукьян Никифорович намеревается что-то сказать, но его опережает невысокий, широкой кости пленный. Теребя ус цвета свежеоструганного дерева, он певуче говорит:
— Дозвольте, господни унтер? Я тоже с Волги… И постарше Васька — хорошо все помню. Трудно приходилось, это правильно. Но кого тут винить? Вот вопрос… Советскую власть? Она сколько живет, столько от врагов отбивается. И кто только не наскакивал. И свои враги, и заграничные… С тридцать четвертого дела пошли на поправку. Не знай, как где, а вот в нашем районе хлебушка получали по восемь-десять кило на трудодень. Так вот опять война… Не Россия ее затеяла…
Унтер сердито крутит каблуком сапога пол.
— Ты что же депутатом в районном Совете состоял? Избранник народа?..
— Зачем так, господин унтер? — на лице пленного обида. — Какой из меня депутат? Я с самой коллективизации около верблюдов. Вот умственная скотинушка, а! И скажи, как дорогу понимает!.. Буран страшенный, а он домой обязательно приведет.
— Значит, довольны? — унтер улыбается.
— Не знаю, кто как, а я не в обиде, господин унтер. Да и на кого обижаться?
— Темнота! Забили вас! Вы не видали, как живут люди. Вот у нас, в Германии…
Степан исподтишка наблюдает за своим другом. Сейчас он ввяжется, что-нибудь резанет. А унтеру это на руку. За тем и ходит сюда…
Степан жмурится, деланно позевывает и предлагает Ваську:
— Пойдем на воздух. От таких разговоров в сон тянет.
Васёк не отвечает. Он будто не слышит. Исподлобья смотрит то на унтера, то на его оппонента.
Унтер закуривает. Сделав несколько затяжек, он протягивает сигарету Ваську. Тот вскидывает голову.
— Спасибо. Не курю, бросил…
Унтер удивлен. Он привык к тому, что пленные ни от чего не отказываются. А лицо Васька расплывается в глуповатой улыбке. Говорит он притворно, врастяжку, с легким заиканием.
— Вот если бы це-целую… Сами с-сказали, что мы с вами одной водой умывались. С-сначала, значит, я, а потом вы… там, в Вольске…
Унтер забывает, что должен улыбаться. Но лишь на мгновение, а в следующее он кривит тонкие губы, подает Ваську сигарету.
— Держи, землячок. Дерзковат ты. Старших не уважаешь.
Васек все с тем же простодушно глуповатым выражением на лице бережно закладывает сигарету за отворот пилотки.
— Спасибо, господин унтер-офицер. Полпайки хлеба… В России-то мы так наголодались, что тут никак не наедимся.
Унтер делает шаг к Ваську. В другое время он хлестнул бы субчика так, что тот забыл бы, как зовут отца с матерью. Но теперь нельзя. Даром, конечно, сопляку не пройдет. Он припомнит… Таких не убрать — ничего не добьешься…
— Возмутительно! Как у тебя только язык поворачивается? — гусаком шипит Лукьян Никифорович.
Беседа унтера с пленными первой комнаты обеспокоила Бакумова. Он решил посоветоваться с врачом (Федор эту неделю работал в ночной). Вечером Бакумов зашел в приемную.
Санитар мыл пол. Чтобы не возиться с тряпкой, не гнуть в три погибели спину, дошлый Иван смастерил что-то похожее на швабру — между двумя дощечками зажал гвоздями разрезанный вдоль резиновый шланг, приделал черенок. И теперь, обильно смочив пол, Иван без особого труда сгоняет грязь в угол.
Услыхав звук открываемой двери, Иван выпрямился, кивнул на приветствие Бакумова.
— Нэма. С Глистом кудась пишлы.
— С Глистом? — удивился до растерянности Бакумов.
— Да не лякайся, — успокоил Иван. — Там стилько балачки… Як браты… — Иван опять принялся драить пол. Гонит грязь прямо в ноги Бакумова и ухмыляется. Бакумов отступает за порог.
— Шутишь, что ли, хохля?
— Правду кажу, не шуткую.
Санитар, действительно, не «шутковал». Выйдя из ревира, Бакумов увидел Садовникова и Глиста. Прогуливаясь по двору, они оживленно беседуют. Вот остановились, смотрят друг на друга. Глист увлеченно жестикулирует. Его руки с растопыренными пальцами то описывают полуокружности, то стремительно рубят воздух.
Бакумова разбирает любопытство. Он не может отказать себе в том, чтобы не пройти мимо. Делает вид, что направляется в кладовую, около которой толпятся желающие обменить обувь или одежду. За несколько шагов от беседующих Бакумов, приняв задумчивый вид, опускает голову, будто не замечает их.
— В «Демоне поверженном» какая-то магическая сила!.. Я не могу смотреть без содрогания! Да, Врубель — гигант!
— Своеобразный художник, — соглашается Садовников и тут же оговаривается, что он не знаток искусства.
Эта книга о достойных дочерях своего великого народа, о женщинах-солдатах, не вернувшихся с полей сражений, не дождавшихся долгожданной победы, о которой так мечтали, и в которую так верили. Судьбою им уготовано было пройти через испытания, столкнувшись с несправедливостью, тяготами войны, проявить мужество и стойкость. Волею обстоятельств они попадают в неоднозначные ситуации и очистить от грязи свое доброе и светлое имя могут только ценою своей жизни.
Роман армянского писателя Рачия Кочара «Дети большого дома» посвящен подвигу советских людей в годы Великой Отечественной войны. «Дети большого дома» — это книга о судьбах многих и многих людей, оказавшихся на дорогах войны. В непрерывном потоке военных событий писатель пристально всматривается в человека, его глазами видит, с его позиций оценивает пройденный страной и народом путь. Кочар, писатель-фронтовик, создал достоверные по своей художественной силе образы советских воинов — рядовых бойцов, офицеров, политработников.
Книга рассказывает о Герое Советского Союза генерал-майоре авиации Прокофьеве Гаврииле Михайловиче, его интересной судьбе, тесно связанной со становлением штурманской службы ВВС Советской Армии, об исполнении им своего интернационального долга во время гражданской войны в Испании, боевых делах прославленного авиатора в годы Великой Отечественной.
База Королевских ВВС в Скэмптоне, Линкольншир, май 1943 года.Подполковник авиации Гай Гибсон и его храбрые товарищи из только что сформированной 617-й эскадрильи получают задание уничтожить важнейшую цель, используя прыгающую бомбу, изобретенную инженером Барнсом Уоллисом. Подготовка техники и летного состава идет круглосуточно, сомневающихся много, в успех верят немногие… Захватывающее, красочное повествование, основанное на исторических фактах, сплетаясь с вымыслом, вдыхает новую жизнь в летопись о подвиге летчиков и вскрывает извечный драматизм человеческих взаимоотношений.Сокращенная версия от «Ридерз Дайджест».
В годы Великой Отечественной войны Ольга Тимофеевна Голубева-Терес была вначале мастером по электрооборудованию, а затем — штурманом на самолете По-2 в прославленном 46-м гвардейским орденов Красного Знамени и Суворова III степени Таманском ночных бомбардировщиков женском авиаполку. В своей книге она рассказывает о подвигах однополчан.
В сборнике «Год 1944-й. Зарницы победного салюта» рассказывается об одной из героических страниц Великой Отечественной войны — освобождении западноукраинских областей от гитлеровских захватчиков в 1944 году. Воспоминания участников боев, очерки писателей и журналистов, документы повествуют о ратной доблести бойцов, командиров, политработников войск 1, 2, 4-го Украинских и 1-го Белорусского фронтов в наступательных операциях, в результате которых завершилось полное изгнание фашистских оккупантов из пределов советской Украины.Материалы книги повествуют о неразрывном единстве армии и народа, нерушимой братской дружбе воинов разных национальностей, их беззаветной преданности советской родине.