Море бесправия - Америка. Капитализм США и дискриминация личности - [26]

В последующем изменилось немногое. После второй мировой войны в президентских выборах не участвовало от 37 % избирателей (1964 г.) до 48,9 % (1948 г.). В 1976 г. 46 % американцев с правом избирательного голоса снова отказались принять участие в выборах президента.

На выборах в конгресс в 1978 г. 96 млн. американцев не пришли на избирательные участки, установив тем самым рекорд «самовыражения» в политическом процессе США. Что касается тех, кто все же голосовал, то их подход к выборам в определенной мере раскрывали результаты опроса, проведенного компанией «Нэшнл Бродкастинг» и агентством Ассошиэйтед Пресс сразу же после окончания голосования. Почти половину опрошенных не интересовало, кто именно будет избран. Выборы 1978 г. еще раз принесли любопытные свидетельства реального содержания американского «народовластия», «решающей воли большинства». Например, сенатор Тауэр от Техаса был переизбран голосами примерно 8 % техасцев, мэр Нью-Йорка Коч — 12 % избирателей. «Невозможно отрицать, — подчеркивал Генеральный секретарь Коммунистической партии США Г. Холл, — что большинство деятелей, одержавших победу на этих выборах, получили голоса 15–25 % зарегистрированных избирателей…» «Число людей, которые не связывают себя ни с одной из двух старых партий и не поддерживают ни одну из них, сейчас велико, как никогда в истории»⁶.

Еще в 1912 г. в статье «Итоги и значение президентских выборов в Америке» В. И. Ленин указывал: «После освобождения негров разница между той и другой партией становилась все меньше… Народ обманывали, отвлекали от его насущных интересов посредством эффектных и бессодержательных дуэлей двух буржуазных партий»⁷. Время не поколебало правильности ленинских оценок.

Так, например, политолог Дж. Помпер изучил 1399 предвыборных обещаний каждой партии, из них лишь 10 % представляли собой альтернативные предложения⁸. По другим данным, до начала 60-х годов только 18–36 % избирателей могли различить позиции партий по отношению к тем или иным важным социальным проблемам⁹.

Особым рвением в попытках доказать наличие якобы полных прав личности в американской политической системе издавна отличается Демократическая партия США. Ее идеологи давно культивируют миф о том, что демократы — «партия простого человека». Историк Дж. Домхофф решил разобраться, так ли это. «Я попытаюсь показать, — пишет Домхофф в книге «Жирные коты» и демократы. Роль богачей в партии простого человека», — что фактически в этой партии доминируют различные клики «жирных котов», опирающиеся на общенациональную сеть социальных и деловых связей». Доля «жирных котов», большого бизнеса в финансировании расходов демократической партии составляет от 40 до 60 %; остальные деньги дают профсоюзы (20–25 %), рядовые сторонники партии (около 15 %) и даже гангстеры и рэкетиры (10–15 %). Так что, констатирует Домхофф, демократическая партия ничем не отличается от республиканской, хотя они связаны с различными финансово-промышленными группировками¹⁰. В 70-х годах становилось все меньше различий в подходе обеих основных партий США ко многим важным вопросам жизни страны. Теперь эти различия если и проявляются, то главным образом в зависимости от того, какая позиция сулит наибольшую политическую отдачу в складывающейся конъюнктуре.

Американские социологи Дж. Браун и Ф. Сейб в работе «Искусство политики. Избирательная стратегия и управление предвыборными кампаниями» обстоятельно разобрали внутренний механизм проведения выборов в США. На протяжении всей истории страны, подчеркивают авторы, состав американских избирателей подвергался ограничениям в возрастном, половом, расовом и имущественном отношениях. Лишь к середине 60-х годов ряд ограничений формально был снят. Но формальная отмена некоторых прежних цензов не отменяет ограничений фактических. Между тем именно фактические ограничения или же создание условий, при которых право участия в политическом процессе реально ограничивается, имеют теперь решающее значение в США¹¹.

Социолог Л. Саламон насчитал до 60 вариантов объяснения политической апатии американцев. Среди них главное — понимание гражданами бессмысленности участия в политическом процессе страны. Но есть скрытые причины, особенно в отношении политической пассивности расовых и национальных меньшинств. Так, Саламон исследовал мотивы отказа граждан от голосования в штате Миссисипи после принятия в 1965 г. закона об избирательных правах черных, который выдавался за «беспрецедентный расцвет» демократии на юге США. Вот что произошло там после 1965 г. Через пять лет в выборах участвовало в среднем не более 50 % избирателей-черных. Из 85 избирательных районов, где черные составляли большинство населения, лишь в четырех черные вошли в состав местных органов власти. А в Миссисипи вообще ни один черный никуда не был избран. «Что-то другое, помимо юридических барьеров, устраненных новым законодательством о правах черных, мешает их подлинному участию в политическом процессе»¹²,— заключает Л. Саламон.

«Другое» — это страх. Его источник — опасения репрессий и, главное, имущественное положение черных. От предпринимателя — чаще всего белого — зависит рабочее место черного, да и не только работа. Комиссия Соединенных Штатов по гражданским правам еще в 1965 г. установила, что страх потерять работу и есть та главная причина, по которой, в частности, учителя-черные в штате Миссисипи отказывались регистрироваться для голосования. «Экономическая зависимость негров на Юге отнимает у них возможность свободного участия в политической деятельности и голосовании за кандидатов по их выбору»