Мордюкова, которой безоглядно веришь - [8]

Выращивали в этих местах и коноплю, однако никто не воспринимал её как наркотическое, дурманящее средство. Была это важная для кубанских угодий сельскохозяйственная культура. Жали её серпами, сдавали в колхоз, зарабатывая всё те же «палочки» трудодней.

Наивно, однако, было бы полагать, что люди могли в те труднейшие времена выживать только на голом энтузиазме. Хотя законы тогдашние и до войны особым либерализмом и гуманностью не отличались, а в войну были помножены ещё и на дополнительные строгости, но голод и нищета вынуждали даже вполне лояльно относившихся к Советской власти колхозников идти на нарушения установленных порядков. Даже на преступление, пользуясь терминологией пресловутого закона 1932 года «о колосках», согласно которому категорически запрещалось собирать на колхозных полях даже осыпавшееся зерно, уцелевшие после уборки колоски. Нелюдские были порядки, вспоминала впоследствии актриса: пусть лучше остатки урожая сгниют под дождём или снегом, но и помыслить не моги, чтобы «похитить социалистическую собственность»! Как ни прискорбно признавать, но даже немцы не додумались во время оккупации до таких строгостей.

И всё-таки почти все семьи, а особенно те, в которых голодными глазами с утра на родителей смотрело множество детишек (семья Мордюковых, понятное дело, относилась к такой же категории), вынуждены были идти на риск и посылали детей собирать оставшееся после жатвы зерно. Больше всего приходилось при этом бояться объездчиков, которые верхом патрулировали колхозные поля. Люди среди них были разные, но в большинстве своём такие, что упивались доставшейся им властью, хотя бы и небольшой. Любили, заметив малолетних «преступников», подлететь на лошади с истошными криками, гнать пойманных детей перед собой, принудить их высыпать из мешочков всё собранное, а напоследок ещё и хорошенько перетянуть по спине плетью или батогом. Ещё и благодарить их полагалось, что не дали делу ход, не заявили в милицию, а то ведь ребятам и девчатам постарше и тюрьмы было бы не избежать в таком случае… А ещё ведь и выстрелить могли — имели такое право. И случалось, накачавшись перед дежурством дармовой самогонкой, блюститель порядка спускал курок по расхитителям. Был случай, когда застрелили одного из школьников. Хоронили погибшего всей станицей, плакали, скрипели зубами, а что ещё могли поделать?!

Родители Нонны были коммунистами, а это ещё больше увеличивало ответственность в случае быть пойманной — ведь тогда отца и мать неминуемо исключили бы из партии, а дальше легко представить, какая бы судьба ожидала их. Исключение по тем временам являлось едва ли не высшей мерой наказания, потому что исключённый как бы автоматически лишался большинства своих гражданских прав, получал своеобразное клеймо изгоя, с которым можно делать всё что угодно… Поневоле можно было позавидовать тем ходившим подбирать колоски подросткам, у которых родители были беспартийными, — в случае чего с них и спрос был бы меньше.

Нонна с подружками, а то и с кем-нибудь из младших в семье детей наловчилась прятаться в соседней с полем лесополосе, пережидая, пока минует конный патруль. Тряслись от страха, но голод — не тётка… Зато, если удавалось удачно насобирать зерна, домой возвращались триумфаторами: вон сколько продовольствия в семью несём! Вечером Ирина Петровна пекла оладьи, которые вмиг исчезали со стола. И мама веселела в такие вечера, не отводила глаз от довольных и хотя бы на время сытых детских лиц, а наоборот, рассказывала всякие занимательные истории, под которые время коротать было быстрее и легче.

Хотя бы несколько оладий Ирина Петровна старалась оставить на утро, прятала в комод. Поэтому утром все дети норовили проснуться первыми, чтобы в один прыжок достичь заветной цели — верхнего ящика. Мгновение — и съестного в доме опять не осталось, нужно снова что-то придумывать, а скорее всего, вновь выбираться в рискованный поход на колхозное поле…

Как-то раз Нонна направилась за реку Уруп, где, как донесла молва, у одной женщины-учительницы сохранилось много яблок. Яблоки удалось выпросить, но на обратном пути будущую актрису подстерегала опасность. Неожиданно в небе над ней показался немецкий самолёт — такие воздушные разведчики, именуемые за характерный двухфюзеляжный контур «рамой», иногда ещё показывались в здешних краях. К счастью, немцы стрелять не стали, лётчики только издевательски помахали замеченной ими девушке руками. Правда, когда принесла яблоки домой, то восторженная реакция детей, накинувшихся на лакомство, заставила забыть о только что перенесённом страхе. А как вкусно пахли эти разноцветные яблоки! Навсегда запомнилось…

В сорок четвёртом году произошло событие, снова изменившее жизнь семьи Мордюковых. Отец и мать окончательно разругались и решили расстаться. Отца, несмотря на инвалидность, отсутствие ноги (мужчины трудоспособного возраста в станицах были наперечёт!), районное начальство отправило в станицу Попутную — председательствовать в тамошнем колхозе, подымать хозяйство из разрухи. Ирина Петровна же с детьми стала задумываться о возвращении в родные места, на берег Азовского моря, на Ейский лиман. И через некоторое время Мордюковы оказались в Ейске.