Морбакка - [10]

Большая Кайса удивлялась, как г‑жа Стрёмберг вообще способна жить со спокойной душой, зная, что муж ее бороздит страшные моря и океаны. Но г‑жа Стрёмберг отвечала, что Всевышний хранит ее мужа. Когда он в море, на корабле, она боится за него не больше, чем когда он шагает домой по стрёмстадским улицам.

Тут милая г‑жа Стрёмберг обернулась к девчушке и сказала: она, мол, надеется, что муж ее в скором времени вернется домой, ведь на борту “Якоба” есть кое-что интересное, и Сельме это наверняка понравится. Там есть райская птица.

Девчушка мгновенно заинтересовалась:

— А что это?

— Птица из рая, — ответила г‑жа Стрёмберг.

— Ты же слыхала, как твоя бабушка рассказывала про рай, Сельма, — сказала Большая Кайса.

Да, конечно, теперь она вспомнила. Бабушка рассказывала ей о рае, и она думала, что там все точь-в-точь как в маленьком розарии возле западного торца морбаккского дома. Вместе с тем она понимала, что рай каким-то образом связан с Богом, и так или иначе решила, что тот, кто хранит мужа г-жи Стрёмберг, так что та может быть одинаково спокойна, где бы он ни находился — на борту ли “Якоба”, на улицах ли Стрёмстада, — что хранитель этот и есть райская птица.

Само собой, ей очень захотелось поглядеть на эту птицу. Люди-то поголовно все жалели ее маменьку и папеньку из-за того, что она, Сельма, никак не выздоровеет. И на какие расходы они пошли ради нее, ведь путешествие стоит очень дорого!

Ей вправду ужасно хотелось спросить Большую Кай-су или г-жу Стрёмберг, не думают ли они, что райская птица поможет ей, но она чересчур робела. Наверняка ведь они поднимут ее на смех.

Но разговор девчушка не забыла. И каждый день мечтала, чтобы “Якоб” воротился и райская птица слетела на берег.

А спустя несколько дней услышала, что “Якоб” в самом деле воротился в Стрёмстад.

Вот радость так радость, но об этом она ни с кем не говорила. Для нее во всем этом было нечто необычайно торжественное. Она помнила, с какой серьезностью бабушка рассказывала про Адама и Еву. И не стала говорить Юхану и Анне, что на борту “Якоба” есть птица из рая и что она решила попросить птицу вылечить ей ноги. Даже Большой Кайсе и той слова не сказала.

Странно, что птица не появлялась. Каждый раз, когда заходила к г‑же Стрёмберг, она надеялась увидеть в олеандрах поющую птицу, но та не появлялась.

Она спросила про птицу у Большой Кайсы, однако Большая Кайса думала, что птица осталась на “Якобе”.

— Вскорости увидишь ее, Сельма, — успокоила она. — Поручик сказывал, завтра мы все отправимся на “Якоба”.

Действительно, Большая Кайса оказалась права. Капитан Стрёмберг дня не пробыл дома, а уже успел крепко подружиться с поручиком Лагерлёфом. Поручик несколько раз побывал на “Якобе”, и ему там очень понравилось. Теперь же все семейство отправится посмотреть, как на “Якобе” замечательно.

Выходя из дому, никто из них даже не задумывался, что означает — взойти на борт “Якоба”. По крайней мере, хворая девчушка воображала, что судно стоит у причала, в точности как большие пароходы.

Но как выяснилось, ничего подобного. Судно стояло на якоре далеко от берега, пришлось сесть в шлюпку и идти к нему на веслах. Удивительное зрелище — чем ближе они подплывали, тем больше “Якоб” вырастал в высоту. Скоро он стал как гора, и сидящим в шлюпке казалось совершенно невозможным вскарабкаться на палубу.

Тетушка Ловиса так прямо и сказала: мол, если они направляются к этому высоченному судну, то ей уж точно на борт не подняться.

— Погоди немного, Ловиса! — сказал поручик. — Вот увидишь, все куда легче, чем ты думаешь.

Однако мамзель Ловиса объявила, что с тем же успехом она могла бы карабкаться на флагшток на Лахольме. Самое милое дело — повернуть обратно, прямо сейчас.

Г‑жа Лагерлёф и Большая Кайса согласились с нею: дескать, впрямь лучше повернуть восвояси.

Но поручик Лагерлёф упрямо стоял на своем. Они прекрасно поднимутся на борт, опасаться тут нечего. Может, первый и единственный раз в жизни им удастся осмотреть торговое судно, и упускать такой случай никак нельзя.

— Ну хорошо, на борт мы поднимемся, но уж сызнова спуститься в шлюпку нипочем не сумеем, — сказала тетушка Ловиса.

На полпути им встретилась шлюпка, груженная мешками.

— Видишь эту шлюпку? — спросил у сестры поручик Лагерлёф. — А известно ли тебе, что в мешках?

— Нет, дорогой Густав, откуда мне знать? — отозвалась мамзель Лагерлёф.

— Ну как же, это ведь мешки с солью, с “Якоба”, — просветил ее брат. — Ни рук, ни ног у них нету, но коли они смогли спуститься с палубы, то и ты сможешь.

— Да, попробуй-ка надень кринолин да длинные юбки, прыти у тебя мигом поубавится, — сказала мамзель Ловиса.

Так они пререкались всю дорогу. Девчушка, мечтавшая увидеть райскую птицу, всем сердцем желала, чтобы папенька уговорил тетушку Ловису и остальных подняться на борт, хотя ей тоже казалось, что это невозможно.

Причалили они к борту аккурат под качающимся штормтрапом, и несколько матросов “Якоба” спрыгнули в шлюпку, чтобы помочь гостям взобраться на палубу. Первой они подхватили хворую малышку. Один поднял ее, передал товарищу, а тот поднялся с нею по веревочной лестнице, или как она там прозывается, и поставил ее на палубу “Якоба”. А затем снова отправился вниз помогать остальным, и девчушка осталась одна.