Моральные основы отсталого общества - [23]

И тем не менее некоторые крестьяне в Монтеграно отчаянно ненавидят господ:

Люди из высшего класса топчут крестьян ногами. Они обращаются с нами, как со скотом. А сами хотят одного – сытнее есть и мягче спать. До нас им дела нет. Они даже близко к нам не подходят. И до себя если допускают, то только с подарками: тут они и улыбаются, и в дом зовут. Я так думаю, что мы все одинаковые – все дети Божии. А они плюют нам в рожи.

Далеко не все крестьяне выражаются так резко. Но всех так или иначе возмущает, с каким высокомерием прохлаждающиеся в теньке господа относятся к работникам, которые кормят их своим трудом.

Господа, уверены многие из крестьян, в большинстве своем алчны и кичливы:

Если ты придешь к ним с подарком и о чем-то попросишь, они, скорее всего, дадут то, что тебе нужно, но сначала обязательно оскорбят. Спросят, например: «Почему ж тебя мать в школу учиться не отправила?» Как будто сами не знают почему.

В присутствии представителей высшего класса крестьянин часто стесняется своей неотесанности и неграмотной речи. От этого он чрезвычайно болезненно реагирует на реальные и почудившиеся ему оскорбления. В очерке сельской жизни врач из Монтеграно дон Франко пишет:

Бедняки чрезвычайно ранимы, и у них есть на то полное право. Если в разговоре с зажиточными городскими жителями шутки друг над другом уместны, то с крестьянами так нельзя. Даже если, беседуя с крестьянином, вы следите за собой, чтобы не намекнуть ненароком на его бедность, бедняк уловит намек, которого вы не заметили (чтобы его заметить, надо самому быть бедняком!). Потом вы сами осознаете, как больно этот невольный намек его задел, и тоже расстроитесь и загрустите оттого, что из уважения к вам, благородному синьору, он не грубит в ответ и даже понимает, что вы не хотели его обидеть.

Одни представители высшего класса не осознают тяжелое положение крестьянина или безразличны к нему. Другие, вроде дона Франко, о нем прекрасно знают, и это знание причиняет им боль. Но человеку из высшего класса, который сопереживает крестьянину, обычно затруднительно – возможно, как раз из-за сопереживания – с ним общаться. Он испытывает перед крестьянином чувство вины, как если бы нес ответственность за его несчастья. Такой господин хочет, чтобы крестьянин не держал на него зла и хорошо о нем думал, и зачастую жестоко клянет тех – например, капиталистов, – кто, по его мнению, сплотились против крестьянина. Но при этом он не способен разговаривать с крестьянином, как один здравомыслящий человек разговаривает с другим. А все потому, возможно, что он не видит в крестьянине подобного себе здравомыслящего человека. Он жалеет крестьянина как существо неполноценное: проклинает класс, к которому принадлежит, систему и судьбу, низведшие крестьянина до такого состояния, но при этом принимает его неполноценность как бесспорный факт. Препятствовать общению может и стремление представителя высшего класса уберечь свои чувства от вольной или невольной агрессии со стороны крестьянина; для этого он, к примеру, может притворяться, что не понимает крестьянина, и намеренно выражаться так, чтобы крестьянин неверно его понял.

Как-то раз к дону Франко пришла вдова сельскохозяйственного работника, которую укусил за руку осел. Пока он совершал необходимые манипуляции, женщина спросила, положено ли ей пособие по нетрудоспособности. По ее словам, в ответ врач рассмеялся.

«Какая красота! – сказал он. – Сначала суете руку в пасть ослу, а потом хотите, чтобы я помог вам получить пособие от бюро социального обеспечения».

Дон Франко знал, что в местном бюджете не хватает средств даже для самых экстренных случаев. Он полагал – судя по всему, справедливо, – что у него не получится объяснить крестьянской женщине, что другие гораздо больше, чем она, нуждаются в помощи. К насмешливому тону врач прибег, следует думать, для того чтобы не вдаваться в долгие объяснения и не вступать в спор.

Женщина тем временем была оскорблена как игривостью врача, так и его намеком на то, что она нарочно сама себя покалечила. «Он что, думал, мне приятно, что меня покусала скотина и я потом работать не могла?» – вопрошала она.

Наложив бинты, дон Франко выписал пациентке рецепт на пенициллин. Когда женщина в назначенный день явилась на перевязку, он увидел, что ее лихорадит. Дон Франко велел ей продолжать принимать пенициллин до тех пор, пока жар не пройдет. Но лекарство она так и не купила, потому что аптекарь отказался продать его в долг. Врачу женщина об этом не сказала. На вопрос социолога о причинах своего молчания она ответила: «Потому что эти двое [врач и аптекарь] вечно заодно».

Таким образом, даже в коммуне, где отношения между классами традиционно дружественные, и в случае человека, у которого больше шансов найти общий язык с крестьянами, чем у других господ (поскольку дон Франко не только доктор и видный член партии, которая стремится покончить с классовыми различиями, но и отличается проницательностью и тонкостью восприятия, характерными для художника слова), высший класс от низшего отделяет толстая стена непонимания и подозрительности.