Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 году - [22]
Представители каждой политической партии через призму программы той партии, к которой они относились, стремились формировать у солдат представление о революции и способах решения назревших политических и социальных проблем.
Не имея достаточных для пропаганды сил на фронте и четкого направления агитации, представители политических партий обращались за помощью в центральные партийные органы. «Здесь я один на много тысяч человек, хоть сколько-нибудь разбирающийся в политических вопросах. А впереди ведь производство выборов в Учредительное собрание, да и сейчас так много всяческих вопросов», – сообщал в Петроград меньшевик-интернационалист прапорщик 16-го гренадерского Мингрельского полка И. А. Кушин одному из своих коллег по партии и просил его «связать со всеми старыми товарищами», «ввести в курс дел» и подсказать «что делать? Как делать?»[150]. «Прошу возможно скорее выслать программы социал-демократической и социал-революционной партий», – обращался в Петроградский Совет из 31-го пехотного Алексеевского полка И. М. Соколов, еще не знавший «где обосновались комитеты этих партий»[151]. Подобных примеров можно привести множество.
В первые дни после Февральской революции Западный фронт в политическом отношении представлял собой аморфную массу, не имевшую какой-либо четко выраженной политической окраски. «Солдаты здесь примитивны, политический смысл происшедшего им недостаточно ясен. … Но жадность к политическим вопросам очень велика…»[152], – так характеризовал ситуацию на фронте в письме своему коллеге по партии в Петрограде один из меньшевиков.
Эту благодатную для политической агитации среду и стремилась использовать в своих интересах каждая из политических партий. Уже 2 марта главнокомандующему Западным фронтом стало известно о делегации в 50 человек, следовавшей из Великих Лук в Полоцк для революционной пропаганды в войсках фронта. 4 марта 17 человек, следовавших с такой же целью из Петрограда, были арестованы в Полоцке.
В это же время в Могилеве была рассеяна команда, отправившаяся на фронт от Московского исполнительного комитета.
Командование, пытавшееся первое время препятствовать проникновению на фронт агитаторов из представителей социалистических партий путем применения жестких мер – вплоть до арестов и расстрелов, вынуждено было уступить. Исполняющий обязанности Верховного главнокомандующего генерал М. В. Алексеев 11 марта в телеграмме главнокомандующим фронтами, признав бессилие Ставки и Временного правительства в борьбе против проникновения на фронт распоряжений и воззваний Петроградского Совета, а также видя опасность агитационной пропаганды в войсках со стороны создавшихся в городах тыла местных Советов, считал необходимым пойти на компромисс. В частности, для ведения пропаганды в войсках он предлагал организовать «особые комитеты из подходящих работников, рекомендованных Думой или правительством», то есть представителей буржуазных партий[153].
Главнокомандующий Западным фронтом генерал В. И. Гурко, в принципе соглашаясь с предложением генерала М. В. Алексеева создать такие комитеты, намерен был все-таки отвести им в деле пропаганды лишь вспомогательную роль, как состоявшим «из посторонних армии не военных людей», да и то при условии введения в их состав «лучших людей из недр самой армии». Основную ставку в идеологической пропаганде в войсках он делал на командно-офицерские кадры из «числа преданных новому строю»[154].
Однако следует отметить, что этот расчет главкозапа, как показали последующие события, не оправдался. Офицерский корпус в ходе Первой мировой войны претерпел значительные изменения. Кадровое офицерство, главным образом дворянского происхождения, в ходе военных сражений к 1917 г. было в значительной степени истреблено. На смену пришли молодые офицеры – выходцы из буржуазных и мелкобуржуазных слоев населения, которые вынуждены были подчиняться неписаным законам замкнутой организации дворянской части командного состава. И хотя многие из офицеров военного времени встретили революцию сочувственно, перешли на службу Временному правительству, примкнули к партиям меньшевиков и эсеров, составив обширный слой комитетской иерархии, тем не менее солдаты в большинстве случаев инстинктивно не доверяли им, считая их частицей эксплуататорско-дворянского класса. «Солдаты видят в офицере барина и невольно отождествляют его со старым режимом», – вынужден был признаться в одном из донесений Верховному главнокомандующему главкозап генерал В. И. Гурко[155].
Кроме того, само офицерство в сложившейся ситуации оказалось не на высоте положения. Во многих случаях оно было не только профессионально не подготовлено для агитационно-политической работы среди солдат, но и открыто выступало против политизации войск вообще. «Офицерство не только абсолютно невежественно, оно скрыто враждебно относится к таким вещам, как предоставление солдатам политических прав. Особенно офицерство высшее, начиная со штаб-офицеров», – сообщал в Петроградский Совет один из младших офицеров 16-го гренадерского Мингрельского полка 10-й армии[156]
