Мораль в GQ - [3]

Мужик извивался ужом и сворачивался ежом. Он доказывал, что не из семейных. Хвалился, что летал на истребителе (а я-то гадал, что там у него - пейнтбол? танкодром?) Он признавался в связях на стороне (в единственной связи; как и следовало ожидать, столь непатетичной, что на месте его жены я бы не обращал внимания - она, полагаю, и не обращает). Он говорил, как тяжело в Сибири с инструкторами по серфингу. Он спросил, где делать татуировку - на щиколотке или на лопатке. Спутницы подошли прощаться, он вяло клюнул их в щеки. Он замечательно предавал свой круг, в котором есть дорогие рестораны, первая рубашка от Zegna (с мечтой о второй от Brioni), загородный дом для семьи, отдых на островах, черные немецкие автомобили, туфли от Church’s, гильотины для сигар Cohiba, деловые партнеры, односолодовый виски.

Меня охватывала тоска. Чужая жизнь кренилась так, что из чувства равновесия хотелось первым самолетом улететь к своей семье в Петербург, на дачу под Выборг, на грядки и в парники, чтобы синие треники с пузырями на коленях и мотыга в руке, как у красного кхмера. Свершающееся предательство всегда отвратительно, и особенно отвратительно, когда совершается незаметно. О, тонкая красная линия. Пересекая которую, любить свой мир - просто живя в нем, не глумясь, и не распахивать ворота без необходимости - сил надо не меньше, чтобы этот мир создать.

Миры домашних обедов, столов под абажурами, велосипедов в парках, лыжных (не горных) прогулок, пижам (а не черных револьверов) под подушкой, а если и охотничьего ружья, то убранного так, чтобы не нашли дети. Это сложный мир. На серфинг в Бразилию - дерьмо вопрос, но попробуй устрой чемпионат дачного поселка по пинг-понгу.

Умение эстетизировать, любоваться, наслаждаться обыденностью, а не экстримом, семьей, а не страстью, правилом, а не исключением, - это то, чего новым российским мужчинам решительно не хватает. Потому их и крутит на сквозняках, как воздушные шарики. Потому что только эстетизация рутины и повседневности дает ощущение тяжести, наполненности - серьезное, как наполнение ведер колодезной водой.

Именно это наполнение создает ощущение братства в поколении, мужского родства, сомкнутых рядов.

К тому же эти ряды - тот самый фон, на котором так выигрышно выглядят ночные всадники вроде меня и Мигеля.

В(б)ремя второй настоящей любви

Все дискуссии, как быть, когда влюбляется не мальчик, а муж, у которого жена и дети, начинаются с того, что универсальных советов нет. После чего и заканчиваются. Ответ про отсутствие универсальных советов типичен для дяденек, так и не выросших из коротких штанишек

То, что пушистым цыпленком, нежным котенком сворачивается на груди и по ней же скребет - я про детскую, юношескую любовь - лет примерно с тридцати если и клюет в темя, то жареным петухом.

Кто, кто, скажи, придумал эту любовь? Скажи, зачем я жду звонка, зачем немые облака? Зачем я что-то там еще и плачу?

Симптоматика - та же: и слезы в ночи, и крышу уносит в страну Оз, и плющит, и колбасит, и растопыривает. Однако вторую любовь от первой отличают как минимум два обстоятельства. Первое: уже можно понять, насколько объект страсти подходит для жизни (как говаривала моя студенческая знакомая: «Представь, сможешь ли жить с ней в общаге в одной комнате, а потом уж женись»). Второе: эту любовь совершенно не ждут.

И вот неожиданность любви, столь - прошу прощения за слово из дамских романов - прелестная в юных летах, оказывается для мужчин, обремененных семьей, корпоративными планами, банковским кредитом и дружбой с другими семьями, - совершенным убийцей.

Самые трусливые просто не верят, что оно случилось. Говорят: семья, говорят: обязательства, говорят: я приношу себя в жертву, - что, совокупно, маскирует трусость, банальный страх обнулить счет в жизни, в которой вполне могут быть и другая семья, и дополнительные обязательства. Не отменяющие, кстати, прежних. Чем больше при этом ссылок на мораль и нравственность - тем больше трусости. Любовь - это не измена, которая почти всегда есть замена внутренних перемен внешними перестановками. Любовь - это лифт вне расписания, который переносит в другую реальность, дает возможность не изменить, а измениться, принять то, что ранее казалось невозможным и неприемлемым. И вот - делать вид, что он не за тобой? Ах, мы не такие, трамваи наши другие? Трусливейшие из трусливых обращаются за утешением к кому ни попадя, наитрусливейшие признаются женам: вот так, зайка моя, и как же мне теперь после этого всего…

Что, спрашивается, должна ответить своему уроду зайка?

Те, кто посильнее, от неожиданности отдаются страсти так, что горит под ногами земля, а на голове - шапка, особенно, когда объект страсти годится в дочки, а субъект страсти - в папики, но папику все становится по фигу. Дискотеки, огни, все девочки-мальчики, и в башке только дятлом стучит, что больше такого не будет, так что к чему и на что оглядываться. И когда сук под дятлом обламывается, то вместе с ним летят в пропасть и новая любовь, и прежняя семья, и наш взрослый мальчик (дятел благополучно перелетает на другой сук). Я уважаю таких ребят. Им будет что вспомнить, перемены в них - необратимы. Но я не принимаю их решения в 35 вести так, как будто 15. Не потому, что после 35 что-то поздно. А потому, что во взрослой любви определяющее слово - «взрослый», и это не минус, а плюс.