Мораль святого Игнатия - [51]

Помните, что даже незначительное отступление от Истины ведёт к бесконечным ошибкам, отвергающий же Истину становится ложным и любое его суждение утрачивает истинность. И главное. Никогда не лгите себе, научитесь в покаянном всматривании в себя узнавать исток своих бед. Людей, умеющих это делать — немного, но человеческий род живет немногими.

Помните, на путях Духа необходимо следовать только Истине — даже тогда, когда рискуешь впасть в противоречие. Не бойтесь противоречий. Если вы верны Истине, вы преодолеете любые противоречия.

Все задумчиво слушали, а Дофин попросил привести пример — лжи допустимой и простительной.

Отец Дюран охотно объяснил. «Вы знаете, что ваш сосед тяжело болен. Встречая его, вы мысленно ужасаетесь. Он выглядит так, что, по вашему мнению, краше в гроб кладут. Но вы обязаны искренне улыбнуться ему и заверить беднягу, что сегодня он выглядит уже намного здоровей, чем раньше. Да-да, он поправляется! Солгав таким образом, вы можете не исповедовать эту ложь священнику, через минуту забыть о ней и спать сном праведника. Другой пример. Те из вас, кто выберет светскую стезю, будут сталкиваться с женщинами. Этим существам вообще правду нужно говорить очень осторожно. Если вы полагаете, что особа, стоящая перед вами — красавица, вы не колеблясь, можете говорить ей это в лицо, но если она некрасива, упаси вас Бог от правдивости! Вы должны сделать восхищенное лицо и рассыпаться в восторгах по поводу её красоты. И снова после этого спать сном праведника. Вы не согрешили. Третий пример. Некто предлагает вам совершить деяние неправедное. Разбой или убийство. Смело лгите ему о своём согласии — но поспешите сообщить властям. Вы спасете человеческую жизнь, и ваша ложь зачтётся как праведность».

По возвращению к себе в спальню питомцы иезуитов, поразмыслив над сказанным, извлекли из него разные уроки.

Дамьен подумал, что диалектика в этой области довольно проста, и самое умное, что можно сделать — поменьше болтать. Аквинат недаром говорил: «Я часто раскаивался в том, что говорил, но редко сожалел о том, что молчал». Гамлет понял все жестче, по-августиновски. «Люби Истину и делай, что хочешь». «Укокошить мерзавца — дело праведное, ведь зло, причиненное дьяволу — это добро», решил Дофин. Дюпон вычленил из речи учителя нечто иное: «Да, в покаянном всматривании в себя надо узнавать исток своих бед, глупо винить других в том, что происходит с тобой. Это или испытание, или наказание. А в остальном — меньше языком трепать надо. При пустой болтовне — и вправду, не солжёшь, так насплетничаешь…» И только Котёнок подумал о том, какое счастье, что мир устроен столь истинно…

Глава 6. Инквизиторы и осквернители праха

Глава, в которой из уст учеников отцов-иезуитов выходят довольно странные суждения, на которые учителя не обращают должного внимания, о чём после будут сожалеть…

Усилия отца Дюрана и отца Горация уже принесли ощутимые результаты. Потье всерьёз сблизился с Дюпоном, и учителя неоднократно заставали их за дебатами о предметах самых неожиданных — от обсуждения католических дидактических опусов до казуистических споров о том, насколько обоснованным было суждение Тьера о Мирабо? Случалось, что к их въедливым дискуссиям присоединялись Дофин, Ворон и Котёнок. При этом Дюран стал часто замечать совместные прогулки де Галлена с д'Этранжем, ибо Гаттино, начав проявлять интерес к духовной литературе, заинтересовался демонологией и зачарованно слушал рассказы Филиппа о ламиях, ведьмах и вампирах.

Но этот идиотский разговор возник, в общем-то, случайно.

Де Венсана на занятиях не было — он дежурил в библиотеке, Гамлет и Котёнок в часовом перерыве между уроками играли в шахматы, а Дофин, Дюпон и де Моро вели в этот послеобеденный час негромкую глубокомысленную беседу. Они втроём обсуждали события времен Крестовых походов, о которых только что прочли в учебнике, и тут Ворон выразил еретическое сомнение в подлинности находящегося в местном музее шлема Людовика Святого, спорного уже хотя бы потому, что он видел такие же шлемы в Париже и Марселе. Конечно, Людовик мог иметь и дюжину шлемов, чай, король был, но не верится, чтобы он оставлял их на память о себе в каждом городе. Дюпон не спорил. Да, Франция — страна памятливая: вам и минуту, и час, отделённые тысячелетней давностью, укажут.

— Мне лично соседка моей бабули показывала зубочистку с вензелем Людовика XIV, размером с добрую лотарингскую морковь, — Мишель раздвинул ладони на полфута, — а брат нашего конюха всем демонстрирует плащ, который забыл Карл IX перед битвой при Павии, а оттого и промок, обчихался и вдрызг проиграл её. Стоило мне поправить его, что битву при Павии проиграл Франциск I, как мне было заявлено, что я щенок, у меня молоко на губах не обсохло и что я могу знать о тех славных временах? А в Дижоне Рэнэ Моно, торговец специями, показывает всем старый ночной горшок, весь ржавый и покорёженный, которым пользовался-де сам чудовищный Робеспьер, притом, что на боку его действительно выгравированы инициалы «МR». Но они, при здравом размышлении, куда больше подходят его бабке — Мари Робер или её дочке Моник, или его деду по отцу — Ронсену Моно. А скорее всего — этот антиквариат принадлежал в детстве самому Рэнэ, забытый после на три десятилетия в сыром подвале он, видимо, и приобрёл соответствующий налёт историчности и древности…