Мораль святого Игнатия - [44]
Невесёлые думы отца Сильвани завершились пустой чернотой покоя без сновидений, но под утро Аврелий увидел сон — никоим образом не вязавшийся с его полночными размышлениями. Он видел Дюрана, к которому успел за это время расположиться, сидящего в парке коллегии на скамье, а внизу, в траве, мелькала маленькая чёрная змея, подползшая совсем близко…
…Дюран, засидевшийся в библиотеке после того, как уложил детей, пришёл в спальню, где застал Горация. Тот не спал, но перелистывал Писание. Даниэль молча лег, не желая отвлекать де Шалона от его раздумий и незаметно уснул. Проснулся под утро, в испарине, с дрожащими руками. Приснившийся ему сон был кошмаром, а сны он видел столь редко, что каждый можно было назвать вещим. Даниэлю приснился Гаттино, привязанный толстым и липким канатом к дереву над пропастью, Эмиль звал его прерывающимся и молящим голосом, но, как ни пытался Дюран разжать, разорвать путы, ничего не получалось. Неожиданно канат пополз с Эмиля, и Дюран в ужасе понял, что тот обвязан змеей, которая теперь ускользала… он ринулся к Эмилю, висящему над бездной, но опоздал, тот с криком, надрывавшим ему сердце, полетел вниз, становясь всё меньше…
…Гораций, заслонив лампу книгой, чтобы свет не падал в тот угол, где стояла кровать Дюрана, молился почти до двух ночи. Встреча с Сильвани в храме не удивила его. Гораций предчувствовал нечто подобное. На него же самого вдруг снизошёл покой, это было умиротворение духа, даваемое только благодатью. Вся горесть растаяла. Де Шалон ощутил мощь своего тела и мощь духа. Мысленно восславил Господа. Это состояние давало ему все — внутреннюю и внешнюю неуязвимость, гармонию с окружающим, твердое осознание своей цели, — воспитать воинов Господа, тех немногих, которыми живёт мир и ради которых встаёт солнце. Гораций глубоко вздохнул и, загасив лампу, откинулся на подушку.
…Сон, приснившийся ему под утро, был странен и не имел ничего общего с его душевной безмятежностью. Он был на какой-то заброшенной пустоши, где среди вереска стоял гроб, в который старательно забивал гвозди Дамьен де Моро. Гораций попросил открыть гроб, Ворон противился, но де Шалон, исполненный мрачных предчувствий, настоял на своём. В гробу оказалась скользкая чёрная змея, разрубленная пополам, но всё ещё шевелящаяся…
В это время на постели резко вскочил Дюран, своим пробуждением разбудив Горация. Де Шалон несколько минут спросонья смотрел на друга, бледного, сидевшего на постели с влажным лбом, тяжело дышавшего.
— Что случилось?
Дюран успокоил его. «Просто приснился кошмар». Даниэль рассказал Горацию сон, де Шалон выслушал настороженно и молча, потом рассказал о своём сновидении. Оба переглянулись. Змеи во сне — знак недобрый… Это неприятное ощущение, оставшееся после ночи, невольно усугубил и отец Аврелий Сильвани, столкнувшийся с ними в коридоре, когда они направились в спальни будить детей, сказав, что видел во сне, как Дюрана укусила… un petit serpent… serpentеllo.
Дюран и де Шалон переглянулись
Глава 4. Аналитики и дегустаторы
Едва узнав итоги последних экзаменов, Дюпон направился в свой закуток, выделенный ему на кухне отцом Илларием. Здесь ему предстояли подлинные испытания. Сегодня Мишель намеревался провести первую дегустацию настаивавшихся в тёмных бутылях смесей. Он священнодействовал, осторожно откупоривая одну бутыль за другой, наполняя крохотную ложку настоем пряностей, принюхиваясь и пробуя его на язык. Его ожидания были обмануты в настое чабреца и базилика, оправдались на каперсах и шафране, но лучшей была почему-то смесь в бутыли номер пятнадцать, чего он, признаться, вовсе и не ожидал. Дюпон с изумлением читал список ингредиентов, которые накрошил в винный уксус — не иначе, был пьян, ей-богу, иначе как ему могло бы взбрести в голову соединить кардамон с лимоном, тмином и каперсами, и добавить все это в смесь тимьяна, майорана, базилика, сладкого укропа, розмарина и палочек ванили?
Однако, результат потрясал. Если теперь настой добавить в несколько традиционных соусов, вкус можно изменить радикально. Тут Мишель замер, осенённый сразу двумя новыми мыслями, устроившими затор в его голове. Но ему удалось схватить одной рукой хвосты обеих. Во-первых, неудачные комбинации настоев надо было смешать между собой — это могло породить новые вариации, с которыми можно будет продолжать работать. А во-вторых, новый соус… Зачем ему идти проторёнными путями? Можно изобрести и оригинальный соус на оригинальной основе — прежде всего с сыром и острый томатный. Для этого необходимо вчувствоваться в аромат мяса, сопровождением к которому призван стать соус…
Когда отец Илларий заглянул в закуток к Дюпону, тот колдовал над шестью блюдцами, куда попеременно опускал длинно нарезанные кусочки жареной свинины и напоминал юного Баха, сочиняющего свою первую фугу. Свежайший куриный бульон, ставший основой для соуса, обогащенный разработанным им составом нуждался в наполнении. Мишель последовательно пробовал томатную пасту, мучную зажарку, горчицу, сметану, тертый сыр и лимонную цедру. Тут он разошелся во мнениях с отцом Илларием, который восторженно причмокнул от соуса номер два, тогда как сам Мишель предпочел бы соус номер пять.
Это роман о сильной личности и личной ответственности, о чести и подлости, и, конечно же, о любви. События романа происходят в викторианской Англии. Роман предназначен для женщин.
Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор.
Автор предупреждает — роман мало подходит для женского восприятия. Это — бедлам эротомании, дьявольские шабаши пресыщенных блудников и сатанинские мессы полупомешанных ведьм, — и все это становится поприщем доминиканского монаха Джеронимо Империали, который еще в монастыре отобран для работы в инквизиции, куда попадал один из сорока братий. Его учителя отмечают в нем талант следователя и незаурядный ум, при этом он наделен ещё и удивительной красотой, даром искусительным и опасным… для самого монаха.
Действие романа происходит в Париже в 1750 году. На кладбище Невинных обнаружен обезображенный труп светской красавицы. Вскоре выясняется, что следы убийцы ведут в модный парижский салон маркизы де Граммон, но догадывающийся об этом аббат Жоэль де Сен-Северен недоумевает: слишком много в салоне людей, которых просто нельзя заподозрить, те же, кто вызывает подозрение своей явной греховностью, очевидно невиновны… Но детективная составляющая — вовсе не главное в романе. Аббат Жоэль прозревает причины совершающихся кощунственных мерзостей в новом искаженном мышлении людей, в причудах «вольтерьянствующего» разума…
Сколь мало мы видим и сколь мало способны понять, особенно, когда смотрим на мир чистыми глазами, сколь многое обольщает и ослепляет нас… Чарльз Донован наблюдателен и умён — но почему он, имеющий проницательный взгляд художника, ничего не видит?
Вы слышали, как ломаются кости? Вы слышали, как кричат люди от невыносимой боли? Чувствовали дрожь по всему телу от приближающегося ужаса? Вы видели, как разрушаются мечты и планы на счастливое будущее? Может, вам когда-то приходилось убегать от маньяка или вы и есть убийца? Знаете ли вы что такое безнадега? Знаете, что такое смерть?..Эта книга отнюдь не о счастливых мирах или сказочных путешествиях. Здесь нет места счастливому концу, и нет шансов отделаться без жертв. Думаете, вы в безопасности?.. Никто не в безопасности.
Можно ли человеку безнаказанно превратить отдельно взятую территорию в могильник для радиационных отходов? Настолько ли податлива, послушна и безропотна природа, которую многие из людей считают неодушевленной материей, лишенной разума и возможности отмщения? Если Земля всё же разумна, то каков будет её праведный гнев, направленный против людей? Как сами люди поведут себя в условиях локального апокалипсиса? Смогут ли они вообще сохранить свой человеческий облик? Удалось ли автору дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, судить читателю...
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Решив учиться в магической Академии, я пошла против воли отца. Ему не хотелось, чтобы я выходила за пределы нашей территории. В его глазах моя судьба — сидеть дома в четырех стенах, со временем выйдя замуж за того, на кого он укажет, за того, кому он сможет доверить нашу семейную тайну, размер и важность которой очень велики. Но меня такое решение не устроило и я, забрав с собой верного друга, сбежала, впервые в жизни поведя себя таким образом. Что ждет меня на этом пути? Что за таинственные личности появляются на моем пути? И что за судьба уготовлена мне пророчеством?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В застывшем воздухе — дымы пожарищ. Бреду по раскисшей дороге. Здесь до меня прошли мириады ног. И после будут идти — литься нескончаемым потоком… Рядом жадно чавкает грязь. — тоже кто-то идет. И кажется не один. Если так, то мне остается только позавидовать счастливому попутчику. Ибо неизбывное одиночество сжигает мою душу и нет сил противостоять этому пламени.Ненависть повисла над дорогой, обнажая гнилые, побуревшие от крови клыки. Безысходность… Я не могу идти дальше, я обессилел. Но… все-таки иду. Ибо в движении — жизнь.