Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе) - [79]
Между кумом и Вралем с этого дня началось как бы соцсоревнование: на Враля было нацелено внимание всех стукачей и просто «хороших» людей, о каждом его вдохе докладывалось куму. Наконец, это стало надоедать, и Враль решился на попытку разнообразить существование, попросился в бригаду и спрятался в тайге – оцеплении – с целью дождаться в болоте снятия охраны с вышек, чтобы прогуляться в тайге подольше и дальше. Его нашла собака, она оттаскивала-разбрасывала лапами дерновые пласты, укрывавшие его, затем Враля грызли уже штук восемь собак… и откуда их столько взялось? И так скоро?.. Со всех сторон на него сыпались удары, и бьющих было столько, что они друг другу мешали; били прикладами автоматов, палками, ногами. Получив очередной удар по лбу, на сей раз, по-видимому, замком автомата, он потерял сознание. Когда очухался, град ударов все еще продолжался.
Оно и объяснимо: солдаты, искавшие его трое суток, промочили ноги, проголодались и все по вине одного обормота. Каждый стремился стукнуть хоть раз, а некоторым так и не удалось из-за тесноты. Офицеры стали отнимать Враля у взбесившихся солдат. Возможно боялись, что убьют, а здесь – внутри оцепления не положено было (труп могли бы и вытащить в тайгу, словно его там и настигли, но уж очень много свидетелей – поди знай, кто чем дышит, вдруг кто-нибудь, где не надо, проговорится или даже настучит…) Не положено, значит не положено… Выяснилось, что и идти Враль не может, – его лицо оказалось до того… не лицо: залито кровью, один глаз и вовсе не видел. Тогда один из офицеров спросил:
– Меня различаешь?
– Одним глазом, – прошептал Враль. Он был почти гол, собаки все на нем разорвали.
– Ориентируйся на меня, иди следом, – велел длинный.
Они двинулись в путь: длинный впереди, за ним, отстав на три-четыре метра, Сильвестер Враль, потом молча шли офицеры, за ними солдаты и самоохранники – матерились, смеялись. Те из солдат и самоохранников, кому не удалось ударить Враля ни разу, зная дорогу, пристроились в удобных местах и ждали. Когда Враль с ними поравнялся – а он их не отличал от кустов, – на него опять посыпались удары прикладами. Наконец его, полуживого, доставили в зону, в кабинет кума. Тому необходимо было узнать, кто помог Вралю вынести сухари в лес и пластами дерна прикрыться. Враль, отирая руками засохшую кровь, признался честно, что может рассказать всю историю в трех вариантах, из которых ни один не соответствует истине… Кум принялся колотить его толстой линейкой – линейка разбилась. Тогда кум стал работать кочергой, та согнулась, но уцелела. Время от времени Враля приводили в чувство, поливая водой.
Его отвели в карцер. Окно здесь оказалось без стекол, так что воздухом не ограничивали. Свежий осенний ветер дул из всех щелей. Враль не мог жаловаться на духоту, поскольку оказался уж очень легко одет, вернее, вовсе не одет. Кормили обильно, в том смысле, что он ничего не мог съесть, точнее, очень мало из штрафного пайка – болел, харкал, плевался кровью. В голову пришел странный вопрос: какая ему радость, что не родился в африканских болотах в семье негров-рабов? И не нашел ответа.
Когда лагерному начальству стало очевидно, что судить за саботаж Сильвестера Враля нет нужды, поскольку он, бесспорно, умрет, оно решило, будет лучше, если зек отдаст Богу душу в своей естественной среде – в зоне, среди себе подобных. Враля выпроводили в зону. Хорошо, что после месячного отдыха в проветриваемом помещении он уже стоял на ногах, мог… ходить не ходить, но двигаться. Бывший фельдшер, работавший в зоне парикмахером (бывший парикмахер – лагерный доктор, ничего определить не сумел), констатировал, что у Враля эксудативный плеврит и рекомендовал удалить из легкого жидкость. В данном поселении можно было, в чем Враль уже убедился, удалить не эксудативную жидкость из легкого, а как жидкость – всю кровь.
Когда кум с удивлением констатировал бессмертность Сильвестера Враля, он почесал свою небольшую лысину и согласился: делать нечего, судить Враля нет оснований – побег не состоялся. Оставить безнаказанным этого мерзавца кум тоже не мог… Устал он от этого организатора: все время казалось, что тот где-то что-то роет или другую пакость замышляет. Кум решил, что лучше всего будет им обоим, если Враль отправится в тюрьму, в «крытку». Чтобы ничего более не организовывал.
Глава восьмая
1
Затем были еще попытки к бегству и последующая кара, состоялся и побег до Красновишерска. И опять его судили, и опять «крытка». На этот раз в Балашеве. Это была его последняя крытка. Четвертая. К сожалению, у него не было возможности обозревать эту тюрьму в Балашеве с птичьего полета, потому он не мог сказать, как она выглядит снаружи. Внутри же тюрьмы мало чем отличаются друг от друга. Как «организатора», его и здесь поместили в одиночную камеру, и он с благодарностью вспомнил того кума, который создал ему столь лестную популярность. Он радовался одиночеству, возможности изучать классически социалистическую, человеколюбивую литературу из серии: «Жизнь в захолустье», «От всего сердца» и «Это всё о нем». Радовался одиночеству и потому, что ему надоел ежедневный человеческий лай как разговорная речь.
