Монсегюр. В огне инквизиции - [14]

Оболенский замолчал и вопросительно взглянул на Птицыну.

— Что ты от меня хочешь услышать? — взвилась Аня. — Про генетические эксперименты? Ну да. Проводят. И что? Всё для пользы дела.

— Я недавно читал, — вставил Саша, — что японцы ввели в геном свиньи ген шпината, чтобы сделать свинину менее жирной. А французы внедрили в ДНК кролика гены медузы, отвечающие за флюоресценцию.

Ваня вытаращил глаза.

— Это ещё зачем?

— В результате получился кролик с мехом голубоватого окраса, который светится в темноте. Представляешь, за сколько можно продать шубку из такого кролика?

Ваня развёл руками.

— Ну что тут сказать? Будем кушать шпинатную свинину, генно-модифицированную картошку, от которой даже колорадский жук отказывается, помидоры, которые не гниют, а потом через пару поколений, глядишь, и родятся дети с хвостами или с жалом вместо языка…

— Ох, ну ты и пессимист, — вздохнула Аня и решила воспользоваться главным козырем. — А как насчёт бессмертия? Неужели ты не желал бы продлить себе жизнь? А это, между прочим, в руках нелюбимых тобой генетиков.

Ваня саркастически улыбнулся и процитировал Омара Хайяма:

Отчего всемогущий творец наших тел

Даровать нам бессмертие не захотел?

Если мы совершенны — зачем умираем?

Если не совершенны — то кто бракодел?

Тут Саша, до сих пор молча слушавший их, взял из рук у Ивана тетрадь и сказал:

— Ну, вы тут поупражняйтесь в остроумии, а я пока полистаю дневник и пойму, сумасшедший этот генетик или нет. И вообще, что нам делать с найденными вещичками? У нас ещё целая ночь впереди. Думаю, мы никуда не торопимся. Короче, так. Пока не разберёмся с находкой — не уйдём, — безапелляционно заключил он и углубился в чтение.

— Мура это всё, — махнул рукой Ваня. — В ящичке этом металлическом отработанный генетический материал. Хорошо, что не открыл.

Аня ехидно заметила:

— Слова-то какие знаешь: отработанный генетический материал.

— Не нравится? Тогда так: это ящик Пандоры. Устраивает?

— Вполне, — спокойно ответила она.

Ваня встал, прошёлся с видом победителя, отшвырнул какой-то камень, валявшийся под ногами, и остановился над Аней.

— Бессмертие, говоришь? И что, твои генетики в этой области далеко продвинулись? — язвительно спросил он.

— Достаточно, чтобы разубедить такого «неверующего Фому», как ты.

— Ну-ну, очень любопытно.

— Хорошо хоть, что любопытно. А то ведь критиковать проще, чем слушать чужое мнение. Ну ладно, — Аня вздохнула. — Как ты помнишь из начального курса биологии, клетки обладают способностью делиться. Однако ресурс этого деления не так уж велик: всего 50–60 раз. После этого клетка умирает. Для справки, чтобы ты меня не обвинил в голословности, это явление носит название «лимит Хейфлика».[7] Так вот, задача такова: для увеличения продолжительности жизни нужно заставить клетку делиться большее число раз, в идеале — бесконечно. Но как это сделать? Ещё в 1930 году генетики обнаружили, что на конце каждой хромосомы есть короткая цепочка ДНК, которая способствует целостности этой хромосомы. Её назвали теломерой. Теломера напоминает колпачок на шнурке. Без теломер наши хромосомы начали бы раскручиваться, прилипать друг к другу и ломаться на короткие фрагменты. Короче говоря, эти «колпачки» защищают наши клетки от разрушения. Однако при каждом делении клетки теломера укорачивается. Где-то примерно после пятидесяти делений от неё остаётся крошечный кусочек. Когда же эта «защитница» совсем исчезает, то наступает смерть клетки. А смерть клеток — это, соответственно, и смерть человека.

Иван уселся рядом с Аней. Сарказм отошёл на второй план, уступив место явной заинтересованности.

— Значит, нужно сделать так, чтобы теломеры не укорачивались. Почему они вообще укорачиваются?

— Потому что теломера постоянно борется со свободными радикалами, которые атакуют клетку. Это так называемые агрессивные формы кислорода, которые образуются в организме для участия в различных физиологических процессах. Но если их становится слишком много, они начинают разрушать клетку.[8] Так вот, теломеры нейтрализуют свободные радикалы и со временем изнашиваются, укорачиваются.

— И никак нельзя на это повлиять?

— Существует такой белок — теломераза. Он способен достраивать теломеры и увеличивать их длину. Однако теломераза активна только в тех клетках, которые не подпадают под лимит Хейфлика. Например, в стволовых клетках. Они поэтому не испытывают ограничения в количестве делений. А когда стволовая клетка начинает дифференцироваться в специализированную клетку ткани, то синтез теломеразы прекращается, клетка больше не достраивает теломеры. И вот тогда включается счётчик делений. Есть ещё раковые клетки, где теломераза активна настолько, что такая клетка фактически бессмертна.

— В общем, получается такая картина, — резюмировал Ваня, — что в обычных клетках эта спасительница теломераза не вырабатывается, поэтому мы стареем и умираем. Но генетики-то работают над тем, чтобы запустить её выработку?

— Конечно, работают. Вот мы и подошли к тому, что не всё так просто в области генетики. Старение человека обусловлено не одним, а многими сложными процессами, протекающими в организме. Думать, что вот сейчас генетики найдут ген старения или ген смерти и отключат его, неправильно.