Monpti - [52]

Молодая женщина с сильным торсом. Она, верно, приехала в Париж из провинции, у нее характерный диалект. Роскошный экземпляр бабы. Талия стройная, бедра широкие и готовые к любви. Лицо некрасивое, маленький нос картошкой, но вся она лучится здоровьем и молодой силой.

– Bientôt, Monsieur. Сейчас, мсье, – говорит она и наклоняет во время работы свое крепкое тело то вправо, то влево. Она тихо напевает под нос, ничуть не смущаясь моим присутствием. Обе ее голых ноги купаются в слабом солнечном свете, пробившемся сквозь открытое окно.

Я хочу ей что-то сказать, но слова задыхаются во мне. Слова, с которыми я сейчас все равно ничего не смог бы предпринять. Моя глотка словно сдавлена, ноги начинают медленно дрожать. Я часто и тяжело дышу. Скоро исполнится год, как…

– Ну вот, я закончила, – говорит она неожиданно и идет к двери. При этом ее мощные бедра колышутся, своей голой рукой она задевает меня, проходя мимо в узком месте, но не произносит ни слова.

Она не знает светских манер. Она невежлива. Это совершенно здоровая женщина. Родись она в высших кругах общества, она имела бы дюжину любовников.

Я потихоньку открываю дверь и смотрю ей вслед. Она уже убирает следующий номер, весело выбивает постельное белье и насвистывает. Боже праведный, я подсматриваю за горничными! Холодной водой я смачиваю голову, чтобы успокоиться, и ложусь на кровать, чтобы… рассматривать плафон на потолке.

Где же те бабы, которым нужен мужчина? Где они? Потому что здесь не хватает женщины. В следующий раз, когда у меня появятся деньги, Анн-Клер должна напиться. Почему бы нет? Я такой же кавалер, как остальные. Один из моих предков…

Вечером я простудился.

Совсем не понимаю, каким образом. Вечера, правда, холодные, это верно. Но я дал своему организму достаточно времени привыкнуть обходиться без пальто.

– Сегодня я не буду целовать тебя, я простужен, – говорю я Анн-Клер, когда мы встречаемся.

– Нет, поцелуй меня, я еще никогда не получала насморка таким образом.

– О чем ты? Ты еще никогда не заражалась насморком через поцелуй?

– Я не так сказала… а что никогда бы не получила!

– Ты сказала, что еще никогда не получала.

– Нет! Я сказала, никогда бы…

– Скажи, зачем ты лжешь? Я слышал собственными ушами!

– Ты плохо слышал.

– Надо бы каждое твое слово записывать на граммофонную пластинку. Тогда ты не смогла бы спорить. Любая ложь отвратительна. Почему ты не берешь пример с меня? Скажи, я разве лгу?!

– Monpti, у тебя нет пальто?

– Да, но я спортсмен.

– Ты? Да ты ведь такой тонкий!

– Именно поэтому я закаляюсь.

– Обещай мне, что ты сейчас же пойдешь домой и ляжешь в постель. Завтра тебе тоже нужно побыть в постели. А сейчас срочно домой, иначе ты ужасно заболеешь и даже можешь умереть. Завтра вечером я навещу тебя.

У меня нет желания противоречить, я действительно чувствую себя отвратно.

Я иду и сразу же зарываюсь в постель. Но и под одеялом я долго еще мерзну, меня пробирает дрожь. (Заболеть – мне только этого недоставало.) Ночью меня охватил такой жар, что я не мог спать.

Ранним утром в полусне я слышу, как кто-то стучится в мою дверь.

Сонный, растрепанный, я приподнимаюсь на локтях. Кто там может быть?

Дверь осторожно открывается. Анн-Клер просовывает в нее голову. Она дышит часто и прерывисто.

– Что-нибудь случилось?

– Я спешу… только на десять минут… я так беспокоилась за тебя… поэтому решила забежать.

Она быстро сбрасывает пальто и кладет на камин два пакета.

– Я приготовлю тебе грог. У тебя есть кипятильник?

– Мне ничего не надо. Очень мило с твоей стороны, что ты пришла, но…

– Немного грога – это неплохо.

– Кроме того, я швырну «немного грога» в окно. Будь так добра, Анн-Клер, не трогай ничего.

Она уже открывает стенной шкаф. Там все реквизиты, которые необходимы, чтобы есть, не выходя из гостиницы.

Она обнаружит мою нищету.

– Там… – я хотел сказать: там ничего нет, я ем на стороне. Но слишком поздно. Она вытаскивает треснувший кофейник с остатками какао, помятую, видавшую виды кастрюлю, тоже с засохшим какао на дне, подобным древесной корке. Есть там и искривленная ложка и бутылка из-под молока.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть эту ужасную картину.

– Я сейчас вымою это, – говорит она совершенно спокойно, без тени удивления в голосе.

Она подворачивает рукава своей блузы и мчится в коридор к водопроводному крану.

– Тсс! Анн-Клер!

Мушиноглазый может настигнуть ее в любой момент. Кроме того, она просто соскребает слой какао из кастрюли, чтобы выбросить его. Я же умею использовать этот слой не один раз.

– Анн-Клер!

Слышно, как плещет вода в коридоре, она моет посуду как угорелая. Придется срочно выбираться из постели и принимать меры.

– Анн-Клер! Пойди сюда!

– Ты меня больше не увидишь, если не разрешишь сварить тебе грог. Не протестуй, этим ты только утомляешь меня, а у меня мало времени. У тебя есть большая ложка?

Я лишь с грустью смотрю на нее.

– Ой, глупая я! Большая ложка вовсе не нужна. Она распаковывает пакеты; на камине стоит бутылка рома в соломенной оплетке и коробка сухарей.

– Ты с ума сошла, Анн-Клер? Ты что задумала?

– Не ссорься со мной сегодня; я очень волнуюсь и совсем тебя не слушаю.