Monpti - [34]

«Ту-у-у-у-у… тит…»

Мы под Монмартром. Здесь самая глубокая линия метро. Подвально-сырые, дымящиеся паром станции, стены покрыты искрящимися бисеринками.

Я должен был съездить на Монмартр. Эй ты, старина Париж, у меня тоже есть девушка! Прощай, Одиночество!

Ночью я не мог заснуть. Je vous aime – это означает: я вас люблю. Je t'aime – я люблю тебя. Женщина может на это ответить: Moi aussi – я тоже тебя. В конце концов она говорит: Prends-moi – я твоя. Простите, мсье. Ах вот что – это был фонарь.

Белым и выцветшим высится над городом собор Парижской богоматери, словно умирающий, в последний раз приподнявшийся в постели, чтобы проститься с миром.

Узкие тихие переулочки набегают один на другой и гоняются друг за другом среди причудливых домов. В старых домах живут люди – они живут в замкнутом мире. Курносые милые парижаночки – ле монмартруаз – семенят, щелкая каблучками, между старых стен; их точеные ноги неуверенно ступают по мостовой.

Вот эта малышка весьма красива, но моя девушка еще красивее. Ее волосы светлы, как чистое золото, глаза синие и влажные, словно она готова вечно плакать. Губы алые, о таких можно только мечтать. А один голос чего стоит, когда она говорит: «Vous dites, Monsieur? Как вы говорите, мсье?» Она даже уже плакала. Анн-Клер! «Ну, милый мой, что сказать тебе, случай фантастический… „Красива“? Это ни о чем не говорит! Одно ее тело, мой мальчик, ее тело… Ее талия стройна… одни ее изящные формы». (Я должен непременно написать моему трехсотфранковому другу.)

Пожилая женщина в черном идет вдоль кирпичной стены; над стеной склонились, с любопытством разглядывая дорогу, темноствольные деревья. Старая нищенка. Через каждые пять шагов она останавливается и испытующе смотрит на людей, но не отваживается просить милостыню. Эта старая тетка тоже была когда-то молодой… Маленькая влюбленная девочка, а теперь прошлое доставляет ей боль. Она стала старой и бедной. У меня два франка, один я даю ей.

– Madame, s'il vous plait.

Я вкладываю монету в ее протянутую руку. Старая тетка какое-то мгновение смотрит на меня озадаченно, затем выпрямляется. Без передышки выпаливает:

– Кто вы такой? Как вы осмеливаетесь давать мне деньги, презренный тип? Имейте в виду, я – графиня Леони.

Я спешу прочь. Больше ничего не происходит. Только графиня вопит. Сияет солнце. Через пять минут я все это забуду.

На старой улочке, неуклюже спускающейся с горы, на меня воззрился пустынный двор. Старый дедушка сидит тут и греется на солнышке. Рядом с ним, на столе, стоит клетка для птиц. В клетке висит сушеная рыба. Что это?

Юмор или традиционная реклама старой пивной или бара? Но никаких признаков увеселительного заведения во всем этом грязном доме-развалюхе.

Старик на солнце замечает мое удивление и смотрит на меня с презрением, как старый морской волк на неопытного юнгу, который, дрожа всем телом, стоит перед ним: «Папаша Мишель, приближается шторм!» Ад, хорошо же мы выглядим! Есть, оказывается, такие люди на земле, которые даже не знают, что это такое – клетка с сушеной рыбой внутри.

Неожиданно мне на память приходит небольшое французское стихотворение, прочитанное мною недавно в библиотеке Св. Женевьевы. Там тоже речь о рыбе, копченой селедке. Стихотворение принадлежит Шарлю Кро:

Le hareng-saur

Il était un grand mur blanc – nu, nu, nu.

Contre le mur une échelle – haute, haute, haute.

Et par terre un hareng-saur – sec, sec, sec.

Il vient, tenant dans ses mains – sales, sales, sales.

Un marteau lourd, un grand clou – pointu, pointu, pointu.

Un peloton de ficelle – gros, gros, gros.

Alors, il monte a l'échelle – haute, haute, haute.

Et plante le clou pointu – toc, toc, toc.

Tout en haut du grand mur blanc – nu, nu, nu.

Il laisse aller le marteau – qui tombe, qui tombe, qui tombe.

Attache au clou la ficelle – longue, longue, longue.

Et au bout le hareng-saur – sec, sec, sec.

Il redescent de l'échelle – haute, haute, haute.

L'emporte avec le marteau – lourd, lourd, lourd.

Et puis il s'en va ailleurs – loin, loin, loin.

Et depuis le hareng-saur – sec, sec, sec.

Au bout de cette ficelle – longue, longue, longue.

Très lentement se balance – toujours, toujours, toujours.

J'ai composé cette histoire – simple, simple, simple.

Pour mettre en fureur des gens – graves, graves, graves.

Et amuser les entants – petits, petits, petits.

Копченая сельдь

Возле высокой белой стены – голой, голой, голой,

Стояла лестница, а на земле – рядом, рядом, рядом,

Лежала под ней копченая сельдь – сухая, сухая, сухая.

Кто-то подходит, держа в руках – грязных, грязных, грязных,

Большой молоток, огромный гвоздь – острый, острый, острый,

И еще клубок бечевы – толстый, толстый, толстый.

По лестнице он залезает наверх – медленно, медленно, медленно,

И забивает свой острый гвоздь – тук, тук, тук,

В самую кромку белой стены – голой, голой, голой.

Потом он кидает свой молоток – вниз, вниз, вниз,

К гвоздю привязывает бечеву – длинную, длинную, длинную,

А к бечеве копченую сельдь – сухую, сухую, сухую.

Затем он слезает по лестнице вниз – медленно, медленно, медленно,

Уносит ее и свой молоток – тяжелый, тяжелый, тяжелый,

И прочь удаляется не спеша – вдаль, вдаль, вдаль.